Skip to main content
лекция

Как развивались музеи в Центральной Азии: от коллекции птичьих чучел до моделей поездов. Часть 1

В апреле-июне этого года самоорганизация «Bahor / Весна» провела серию публичных бесплатных лекций об истории и культуре Центральной Азии. С разрешения авторов и при содействии «Bahor / Весна» Хук публикует расшифровки этих мероприятий. Первым таким текстом стала лекция антрополога Сергея Абашина о трудовой миграции из Центральной Азии в Россию, её можно почитать тут.

Данная лекция Кристины Бекеновой, которая прошла в галерее 139 documentary center, посвящена истории развития музеев в Центральной Азии с периода завоевания Российской империей и до наших дней.

Лекция получилась объемной, поэтому мы разделили текст на две части. Сегодня публикуем первую половину лекции. В первой части конспекта речь пойдет о первых музеях, возникавших на территории нынешних Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистан в XIX веке и в раннесоветские годы. Рассматривая многочисленные примеры музеев и опираясь на архивные источники, Бекенова объясняет, кто, как и для чего создавал музеи и как они реагировали на происходившие в регионе изменения — социальные, политические, экономические и территориальные.

Из второй части конспекта, который выйдет на «Хуке» позже, вы узнаете о дальнейшем развитии советских музеев и о том, как можно применить деколониальную оптику к современным музеям.

Лекции от «Bahor / Весна»

Анна Пронина (соосновательница сообщства): «Bahor / Весна» — это сообщество, которое я называю спонтанной кооперацией. Оно состоит в основном из людей, которые занимаются культурой и искусством и оказались в Ташкенте в начале марта этого года в силу разных обстоятельств. Я же приехала сюда раньше — осенью прошлого года. Большинство из нас не нашли для себя возможности оставаться в России в связи с тем, что страна начала войну в Украине. Кто-то испытал на себе политическое давление и преследование. Короче говоря, так вышло, что мы все оказались здесь.

Поэтому нам хочется думать и говорить о формах солидарности и взаимопомощи, искать новые пути жизни всем вместе здесь. И, что кажется мне особенно важным, искать новые формы кооперации на личном и институциональном уровне. Как нам показалось, главная преграда заключается в том, что мы очень плохо представляем себе культурный и исторический контекст Узбекистана. И самое главное — что мы часто подсознательно, а иногда и сознательно воспроизводим какие-то формы колониальных отношений, будь то речь, поступки и другие взаимодействия. Мне кажется, что это характерно — разумеется, в разной степени и в разном качестве — для обеих сторон.

Поэтому возникла идея, что эту проблему частично можно решить с помощью образовательных инициатив. Это, пожалуй, самый простой формат — серия лекций от экспертов и эксперток из Центральной Азии, которые рассказывают про свои области исследования. Нам хочется обсуждать разные аспекты культурной и не только истории Центральной Азии, колониального и постколониального периода, пытаться всё это приложить к себе, своей деятельности и окружающей реальности.

Кристина Бекенова

Исследовательница, PhD-студентка, пишет диссертацию по истории музеев Центральной Азии. Изучает музейное дело в IMT Высшей школе наук города Лукка в Италии. До этого была научным сотрудником в Назарбаев Университете в Казахстане. Училась в Казахстане и Китае.

Первые музеи в Центральной Азии

Хочется отметить, что Центральную Азию я понимаю в границах современных пяти центральноазиатских республик: Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан. На лекции я расскажу не только о музеях Русского Туркестана, но и о нескольких музеях, принадлежавших Западно-Сибирскому генерал-губернаторству и Оренбургской губернии — той части северного Казахстана, которая намного раньше стала частью Российской империи. Музейное дело там развивалось немного по другому пути.

Здесь очень схематично изображены даты появления музеев.

Важная особенность Центральной Азии заключается в том, что территория постоянно менялась. Музей Оренбургского края при Неплюевском военном училище, созданный в 1831 году, стал отправной точкой в истории Центрального музея Казахстана в Алматы. В разные годы Оренбургский музей объединил фонды Горного музея Оренбургского казачьего войска, музея естественных произведений Оренбургского края, музея Оренбургской учёной архивной комиссии, часть коллекций которых была собрана на территории северных регионов Казахстана. В 1921 г. с образованием Казахской автономной республики со столицей в Оренбурге Оренбургский краеведческий музей становится Центральным краевым музеем Казахстана. В связи с дальнейшим процессом национально-территориального размежевания и переносом столицы сначала из Оренбурга в Кзылорду, а затем из Кзылорды в Алматы происходил очень болезненный раздел коллекций между Оренбургским краевым и Центральным Алматинским музеями (1925—1928).

Дальше я отметила бы Букеевскую орду и обратила ваше внимание на один интересный факт: сейчас в Казахстане, говоря об истории музеев, апеллируют именно к этому музею, созданному ханом Букеевской орды Джангиром. Первые воспоминания о его коллекции оружия и конского снаряжения относятся к 1835 году. Большой вопрос, считать ли это музеем в современном понимании. Он не был доступен широким слоям населения, скорее, это было место, куда хан приглашал гостей посмотреть на его коллекцию.

Следующим я хочу упомянуть Уральский музей. Он был образован при Войсковом реальном училище в Уральске. Дату создания музея необходимо уточнять, так как разные источники указывают как 1836, так 1859 г. На сайте музея указан 1836-й.

Заканчивая историю музеев северного Казахстана, я хочу упомянуть и о Семипалатинском музее, который был создан в 1883 году при Семипалатинском статистическом комитете. Также в Семипалатинске в 1906 году открывается частный музей братьев Белослюдовых.

Переходим непосредственно к Русскому Туркестану. После русских завоевательных походов в Туркестан, происходивших в 1860—1880-х годах, в Ташкент, Самарканд, Ашхабад, Фергану отправляется большой поток научных исследователей, заинтересованных в изучении археологии, геологии, зоологии и ботаники региона.

В 1876 году в Ташкенте создаётся Туркестанский музей, который считается первым музеем на территории Русского Туркестана. Огромную роль в этом сыграли научные общества — Туркестанское отделение Русского географического общества, Среднеазиатское учёное сообщество — и только что созданная школа шелководства, давшая пространство для хранения первых коллекций.

В 1890-е годы практически в одно и то же время создаются Ферганский публичный музей (1895/1899), Самаркандский (1896 — дата также спорная, так как есть источники, доказывающие существование музея уже в 1874), Семиреченский (1898), Фарабский (1898) и Закаспийский (1899) музеи. В них были представлены в основном археологические и минералогические коллекции. Выделяется среди них Фарабский музей (Фараб — город в Туркменистане), но о нём я расскажу немного позже.

В 1900 году были созданы музеи в Геок Тепе (с 1993 года — Гёкдепе, город в Туркменистане) и Катты-Кургане (Узбекистан). Оба музея являются примерами мемориальных музеев, в которых рассказывалась история завоевания Туркестана.

Также в регионе были и войсковые музеи. Так, по указу 1913 года в г. Верном (сейчас Алматы) создаётся Музей семиреченских казаков, открывшийся для публики в 1916 году. Музей, рассказывавший об истории Семиреченского казачества и об их участии в завоевании края, просуществовал совсем недолго и был разрушен в связи с революцией.

Музей и Закаспийская железная дорога

Для сегодняшней лекции я постаралась выбрать самые яркие примеры музеев и наиболее важные страницы в истории Центральной Азии. Одним из таких событий стало строительство Закаспийской железной дороги в 1880—1890-х годах. Её появление внесло огромный вклад как в развитие музееведения, так и в то, что прибывавшие в регион путешественники вывозили оттуда значительные археологические коллекции. Чтобы спасти эти коллекции, члены Туркестанского отдела Русского географического общества и Туркестанского кружка любителей археологии направляли массу писем на имя Туркестанского генерал-губернатора. Они говорили о том, что необходимо сохранять культурное наследие региона и создавать для этого музеи.

Внутренний вид павильона Закаспийского музея природы и пескоукрепления Средне-Азиатской железной дороги станции Фараб, 1909. Источник фото тут.

На фотографии показан не сам Фарабский музей (он был разрушен в результате землетрясения в Ашхабаде в 1948 году, его изображений я не нашла), а павильон, который музей приготовил для выставки, посвящённой 25-летию Туркестанского сельскохозяйственного общества в 1909 году в Ташкенте (выставки были очень востребованным инструментом для популяризации знаний в XIX — первой половине XX века). Уникальность Фарабского музея заключалась в том, что его коллекция была ботанической и включала в себя растения, которые помогали в процессе пескоукрепления при строительстве Закаспийской железной дороги. Его использовали в том числе как пособие по использованию местного ботанического материала для укрепления песков, приглашали туда инженеров для изучения этого опыта.

Фарабский музей находился на границе между — в будущем — Туркменистаном и Бухарой. И при разделе территории возникли споры о том, кому музей передать. Туркестанский музей, ставший Главным Центральноазиатским музеем в 1921 году, писал много писем для того, чтобы вся коллекция Фарабского музея перешла в его состав. Есть очень длинные письма, где в пяти-шести пунктах обосновывается его желание получить эту коллекцию.

Очень интересно, что фокус при этом смещается на посетителей: «Приходят учащиеся, учителя, инженеры, они хотят видеть эту коллекцию, а у нас её нет». Но Фарабский музей остался на территории Туркменистана, и дальнейшая его судьба достаточно трагична. Из Фараба он переехал в Ашхабад (1921), в 1940-м возвращается в Фараб, а в 1946-м снова переезд в Ашхабад. В процессе переезда с места на место коллекции терялись, и к 1940 году в музее осталась лишь небольшая её часть. Кроме того, некоторые гербарии отправились из этого музея в ботанические институты России.

Музей Геок-Тепе (1900). Источник фото тут.

Следующий музей — музей Геок Тепе, один из первых примеров военно-мемориального музея в Центральной Азии. В 1890-е годы происходила активная переписка между туркестанским генерал-губернатором и российскими чиновниками, которые просили прислать описи могил погибших русских солдат и памятников, воздвигнутых в честь завоевания Туркестана Российской империей. Музей в Геок Тепе был открыт в память о победе в Ахал-Текинской экспедиции 1841 года, в результате которой была завоёвана Закаспийская область.

Известно, что в 1900 году благодаря генералу Куропаткину был открыт ещё один музей. Он располагался на станции «Катты-Курган» и был призван чествовать завоевание Бухарского ханства 1866 года на Зарафшанских высотах. Но, в отличие от Геок Тепе, о музее в Катты-Кургане ничего не известно: сколько я ни смотрела документы, не нашлось никакой информации, кроме газетной заметки, сообщающей о его открытии.

Однако о музее в Геок Тепе мы знаем гораздо больше и благодаря этому можем представить, как создавался дискурс победы русского оружия. Примечательно, что музей был открыт именно на железнодорожной станции, более того, существовала договорённость с железной дорогой о том, чтобы поезда стояли здесь подольше. Чтобы и путешественники, и все, кто едет по этому направлению, могли побывать в музее и узнать, как русский солдат боролся с туркменами.

Музей Геок-Тепе (1900). Источник фото тут.

В воспоминаниях посетителей сохранилась достаточно интересная трактовка экспозиции этого музея: они говорили о том, что там была показана не только доблесть русского солдата, но и храбрость и достоинство туркмена. Из воспоминаний мы также знаем, что посещали музей не только европейские путешественники, но и представители коренного населения. Что происходило с этим музеем дальше — обсудим чуть позже.

Зачем был нужен музей в Центральной Азии

Теперь остановимся на том, зачем был нужен музей. В первую очередь, конечно, для изучения региона. Первые коллекции музеев в Центральной Азии были естественно-научными (геология, ботаника, зоология). Музей выступал хранилищем собранных материалов и одновременно прикладным пособием по исследованию региона. Вторая цель — коллекционирование, вошедшее в моду в конце XIX — начале XX века. У многих появлялись археологические и нумизматические коллекции. В каждом регионе — Бухаре, Ашхабаде, Мерве — появились свои антикварные рынки, где можно было найти фарфор, ковры, археологические экспонаты.

Музеи нередко создавались при библиотеках. Например, Туркестанский музей был создан в 1876 году как Туркестанская публичная библиотека и музей. Его учредители писали генерал-губернатору письма о том, что, хотя Туркестанский регион со времени его завоевания и открытия европейскому населению постоянно становился источником обогащения многих музеев как в России, так и за её пределами, в самом Туркестане никакой коллекции и музея до сих пор не было. И для того чтобы сохранить культурное наследие и самостоятельно его изучать, необходимо этот музей создать. Самаркандский музей был создан по той же программе в 1896 году в результате раскопок Афросиаба.

Музей также рассматривался как центр притяжения научных сил. В первую очередь я бы хотела отметить музей в Семипалатинске, создание которого связано с появлением в городе ссыльных в 1880 году. «Это был захудалый городок, русская окраина, ссыльным было там скучно», — пишут ссыльные об этом городе и предлагают создать музей. Среди их следующих инициатив было открытие в Семипалатинске библиотеки и театра. Для путешественников, которые ехали изучать Центральную Азию, музеи были опорными пунктами, куда всегда можно было обратиться за помощью в экспедиции, найти там проводника.

 Геок-Тепе. Крепость и военно-исторический музей. Архив Светланы Горшениной. Фонд Коллекция Клода Рапена. Открытки издательства товарищества “К.П.” (1906-1911). Туркестанский край. Источник фото тут.

Кроме того, в процессе укрепления торговых отношений между Российской империей и Туркестанским регионом музей становился площадкой, где регион демонстрировал, что он может предложить. В это время стали появляться сельскохозяйственные музеи с коллекциями семян, почв, урожая. В них же размещались и экспонаты сельскохозяйственных выставок — популярного в тот период способа продемонстрировать достижения в регионе. Одновременно появляются и коммерческие музеи — в первую очередь в Туркменистане, в Закаспийской области. Как пишет Георгий Чабров, историк-архивист и искусствовед, в своей работе «История музейного дела в Средней Азии (дореволюционный период)», нужны они были для контроля цен на вывозившиеся из региона товары и в то же время для сохранения наиболее ценных экспонатов.

Ещё одной функцией музея была фиксация истории. Это, в частности, касается создания военно-исторических экспозиций как на сельскохозяйственных и промышленных выставках (например, в 1872-м в Москве, 1890-м в Ташкенте), так и в музеях (в Ташкентском и Самаркандском). Как уже было сказано выше, создаются узко-специальные мемориальные музеи в Геок Тепе и Катты-Кургане.

Советская критика первых музеев

После революции музеи, созданные в период Российской империи, сильно критиковались в советской историографии. Один из упрёков заключался в том, что эти музеи характеризовались кунсткамерностью и случайностью выбора экспонатов. И хотя коллекции действительно не сразу приобрели системный, планомерный вид, всё же в основе их лежал научный подход. Потому что создавали их опытные люди, окончившие естественно-исторические отделы, например, Санкт-Петербургского или Казанского университетов.

С другой стороны, критики ставили дореволюционным музеям в вину, что руководили ими любители, а не специалисты. Но я вижу в этой критике перекос. Говоря о любителях, стоит отметить, что само слово «любитель» во второй половине XIX века имело совершенно другой характер. В Москве в 1805-м появилось Императорское общество испытателей природы, его члены писали научные труды на французском языке и отличались очень строгим подходом к своим работам. В оппозицию этому обществу в 1863 году в Москве было создано Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. Одними из его лидеров были А. П. Богданов (1834—1896), Д. Н. Анучин (1843—1923) и А. П. Федченко (1844—1873), последний из которых известен своими трудами по географии, флоре и фауне Туркестана. Слово «любитель» здесь не подразумевало недостатка знаний у членов общества, а использовалось в противовес властному подходу, который использовало Общество испытателей природы.

Кроме того, критики отмечали закрытость музеев. С ней в принципе можно согласиться, потому что музей был в первую очередь хранилищем коллекций и научно-исследовательским центром. Хотя музей был всегда доступен для путешественников и исследователей, для широкой публики он был открыт в строго определённые дни и часы. Более того, местное население принимало минимальное участие в создании и работе музея и привлекалось, скорее, как переводчики или гиды по местности.

Музеи после революции 1917 года

Теперь обсудим музеи, образованные в Центральной Азии после революции 1917 года. Одним из первых здесь стоит отметить Центральный художественный музей в Ташкенте, открытый 1918 году на основе коллекции князя Николая Константиновича. В 1920 году были созданы Чимкентский краеведческий музей и Наманганский музей. В 1923 году появились Туземный еврейский музей Самарканда и Первый узбекский музей. И хотя в их названиях упоминались национальности, они в корне отличались друг от друга.

Туземный еврейский музей был создан в Самарканде Исааком Лурье (1874—1938, этнограф и исследователь культуры среднеазиатских евреев) и имел этнографический характер. Там собирались одежда, религиозная атрибутика, книги, рукописи — всё, что касалось жизни и быта еврейской общины (часть коллекции сейчас можно увидеть в Самаркандском краеведческом музее). А Узбекский музей (открытый в 1926 году на основе Ташкентского старогородского музея, основанного в 1921 году) располагался в старой части города и выполнял общеобразовательную функцию — он должен был представлять «для широких масс коренного населения» коллекции сельского хозяйства, кустарной промышленности и естественно-исторические.

В двадцатые годы шло активное обсуждение создания автономных областей и республик, и встаёт вопрос о создании центральных музеев. В связи с этим, в частности, в 1924 году был создан Каракольский музей, относившийся к территории Кыргызстана, а в 1925 году — музей в Бишкеке. Создавался он как мемориальный музей, посвящённый Фрунзе — выходцу из Бишкека. В том же 1925 году в Ташкенте был образован Среднеазиатский музей революции.

Музей в 1920-е годы: между риторикой и реальностью

Считается, что концепция краеведения советская. Луначарский и Ленин, например, в 1920-е годы делали большой упор на необходимость создания краеведческих музеев. Само краеведение трактовалось достаточно широко и было не совсем понятно, что означает «край» — какая именно территория: деревня, область? В действительности же концепция эта родом из начала ХХ века и возникла в связи с распространением либеральных идей, народного образования и под влиянием немецкой идеи Heimatkunde, на русском языке означает «родиноведение». Оно встречается, например, в письмах Семиреченского музея (1909), где отмечается необходимость музея и его польза для публики в «распространении полезных знаний и пробуждении любви к родиноведению». В 1900-е годы появился огромный спрос на музеи наглядных пособий, стало популярным создавать коллекции по результатам экскурсий, которые преподаватели проводили совместно с учащимися. Такие коллекции наглядных пособий были созданы в 1915 году, прямо перед революцией, в Костанае и Усть-Каменогорске (северный Казахстан).

После революции важно было поддерживать и развивать общественный активизм, стимулировать интерес к познанию родного края и спасению памятников культуры и искусства, взращивать в учащихся чувство культурных ценностей края. Появляются различные лозунги, например «Каждый гражданин СССР должен стать краеведом!» (лозунг III Всероссийской конференции по краеведению, 11—14 декабря 1927, Москва). При школах создавались политехнические, экскурсионные музеи.

В 1920-е был поставлен вопрос о том, что для популяризации краеведения среди местного населения нужно переводить брошюры на местные языки и организовывать музееведческие курсы. Однако если перевод брошюр способствовал вовлечению всего населения, то курсы были нацелены только на специалистов: на тех, у кого есть уже образование или кто обладает опытом работы в музеях. Получается, что местное население снова дискриминировали по критерию отсутствие опыта.

Музейный бум, наблюдавшийся после революции, происходил за счёт «экстренных фондов». За этой формулировкой скрывалась отсылка к кампании по изъятию церковных ценностей, а в тридцатые годы это было связано ещё и с раскулачиванием. Перед музеями встала задача интерпретировать быт населения, у которого отобрали эти коллекции. В 1921 году вышло постановление СНК о необходимости «политизировать все музеи» — там впервые было использовано слово «политизация». Осуществляться она должна было за счёт создания историко-революционных экспозиций в музеях или отдельных музеев Революции и музеев Красной армии и флота (такие были в Ташкенте, Алматы).

Как официальная риторика соотносилась с тем, что происходило на местах? Уже в 1918 году официальная риторика говорила, что музей должен стать оплотом просвещения, проводником знаний, платформой для изучения местного края, привлекая как можно большие массы населения. Однако на уровне провинциальных музеев ситуация была иной. Здесь очень показательным будет пример Сыр-Дарьинского губернского музея в Чимкенте/Шымкенте.

Созданный в 1920 году как Чимкентский городской музей, к октябрю 1924 года он представлял собой «жалкую картину забытого, заброшенного учреждения, неизвестно на какие средства существующего, неизвестно по какому плану и какую работу производящего. В трёх комнатах музея — грязного и разрушающегося здания — размещаются с претензиями на какой-то план и систему изъеденные молью чучела каких-то птиц, остатки разных, иногда весьма интересных насекомых, коллекция каких-то шкур, неизвестно откуда, когда, кем добытых, какие-то минералы, обломки заржавевшего, ни на что не годного и ни на что не похожего оружия. Всё это валяется на расшатывающихся столиках. В четвёртой комнате с железной печкой и хронически коптящей лампой ютился с двумя сыновьями заведующий музеем Степанов. Рядом — кухня сторожа Филиппова. Я видел это «человеческое жилище» в то время, когда в Чимкенте лежал снег, а мороз доходил до минус 10—12 градусов. В его комнате протекал над самой плитой потолок, и нужно было подставлять всё время ведро и как-то при этом готовить» (из отчёта Бориса Петровича Тризны (1867—1936?, натуралист, заведующий музеем в 1925—1926 гг.) о состоянии музея за 1924/1925 гг.).

В 1925 году туда приехал Михаил Евгеньевич Массон (1897—1986, археолог и историк-востоковед) — представитель Туркестанского комитета по охране памятников искусства и старины (Туркомстарис — история создания Туркомстариса начинается в 1919 году, когда ЦИК Советов Туркреспублики принимает декрет от 11 ноября 1919 г. об охране памятников искусства и старины, где работы по регистрации и выяснению памятников, подлежащих учёту, возлагаются на Комиссию по охране и регистрации памятников искусства и старины. В январе 1920 года данная комиссия вместе с Туркестанским отделом русского географического общества и Туркестанским кружком любителей археологии переходит в ведение Центрального управления архивами Туркреспублики (приказ Туркреспублики от 30 января 1920).

2 ноября 1920 года НКП ТАССР утверждает положение о Комиссии по делам музеев и охраны памятников старины и искусства в Туркестане. А 21 мая 1921 года постановлением СНК ТАССР Комиссия реорганизуется в Комитет по делам музеев и охраны памятников старины и искусства — Туркомстарис — для объединения и управления всем музейным делом и для охраны памятников старины и искусства).

Это характеристика положения характерна для многих музеев в двадцатые годы. Вся страна переживает гражданскую войну, и важными становятся такие факторы, как, например, погода. Она активно обсуждается — в письмах работники музеев говорят: «Как хорошо, что в этом году зима тёплая, мы сможем работать в музее и систематизировать наши коллекции». Остро встаёт и вопрос о зарплатах. Их не выплачивают очень долго, на протяжении многих месяцев. Сотрудники музеев переезжают из одного региона в другой, чтобы найти лучшее пристанище — так, например, многие выбирают Семипалатинск, потому что там другие условия оплаты труда. Растёт число краж, что часто становится поводом для переписок — воруют всё, от коллекций монет до обуви.

Музейные сотрудники часто работают на энтузиазме. Им приходится просить средства на обувь и верхнюю одежду; просят спирт на нужды музея. Спирт было очень тяжело достать в те годы: сохранились переписки, в которых сотрудники музея просят прислать им пять ведер спирта. Их спрашивают, зачем им так много спирта, на что они отвечают: «Он нам нужен для спиртовых препаратов, мы непьющие».

Жизнь музея в эти годы довольно интенсивна, он рефлексирует и реагирует на общественные кампании, происходящие по всей стране. Например, от Наркомпроса приходит задача провести выставку о вреде пьянства. Музей выступает против и защищается: «Мы не можем говорить о пьянстве в нашем музее. Во-первых, мы все непьющие и не понимаем, о чём будем говорить. Во-вторых, у нас уже есть выставка о гигиене, где как раз-таки упоминается борьба с пьянством и где показаны деформированные внутренние органы алкоголика. Более того, если мы будем говорить о пьянстве в стенах нашего музея, то скоро, наверное, дойдёт до того, что мы будем говорить о проституции, а мы об этом говорить не хотим».

Музей в 1920-е и национальное размежевание

В 1920-е годы происходит национальное размежевание, и это, наверное, один из самых болезненных процессов. В образованной в 1918 году Туркестанской АССР уже через три года туркмены выступают за создание отдельных национальных районов. Преобразование Закаспийской в Туркменскую область в 1921 году инициировало размежевание Туркестана по этническому признаку. В 1922 году выступил за создание автономии Кара-Киргизский район, а в 1924-м — таджики и каракалпаки. В результате работы Комиссии по национальному размежеванию (создана в 1924 г.) осенью 1924 года создаются Узбекская (в её составе Таджикская АССР) и Туркменская ССР, которые включили в себя территории Бухарской и Хорезмской Народных Советских Республик, также создаётся Кара-Киргизская АО в составе РСФСР. В 1925—1927 гг. Кара-Киргизская область переименована и преобразована в Киргизскую АССР, восстанавливая историческое название народа киргизов.

Что касается образования Казахстана, то он создаётся в 1920 году как Киргизская АССР с центром в городе Оренбурге, в составе которой Семипалатинская, Уральская, Тургайская, Акмолинская области и Тургайский уезд. Южные области — Семиреченская, Сыр-Дарьинская — присоединяются в 1924 году (поделены между Казахской/Киргизской АССР и Кара-Киргизской АО). В 1925‐м также происходит переименование республики сначала в Казакскую, затем в Казахскую. В 1930-м Каракалпакская автономная область выходит из состава Казахстана в подчинение РСФСР, а затем в 1936 году передаётся в состав Узбекской ССР. В свою очередь Таджикистан выделяется из состава УССР в 1929 году и становится союзной республикой. И в декабре 1936 года Киргизская и Казахская автономные республики отделяются от РСФСР и становятся полноправными союзными республиками в составе СССР.

Эти события не могли не отразиться на работе музеев Центральной Азии.

Несмотря на национально-территориальное разделение, как Туркомстарисом, так и Главмузеем (Главный комитет по делам музеев и охране памятников искусства, старины и природы при НКП РСФСР) подчеркивалась необходимость сохранения единого центра, ответственного за охрану культурного наследия региона вследствие общего неразделимого исторического прошлого. В декабре 1924 года, после получения согласия от всех центральноазиатских государственных образований, Туркомстарис преобразуется в Средазкомстарис. Создание такого органа тем не менее не решило проблем, возникших вследствие усиления этноцентрического дискурса в республиках и ревнивого отношения к делу охраны своей культуры. Идея Средазкомстариса не срабатывает, и уже в апреле 1928 года его ликвидируют, а управление музейным делом переходит непосредственно к комиссариатам народного образования самих национальных республик.

Стоит также отметить, что в это время особое внимание уделяется этнографии. Если раньше она изучалась совместно с археологией или антропологией, то теперь выделяется в отдельную важную дисциплину. Толчком к этому стала необходимость сохранять быстро исчезающие предметы быта — и в первую очередь речь шла о кочевом населении, как, например, казахи и киргизы.

В музейном строительстве этого периода наблюдалась строгая иерархия. Музейные коллекции на местах формировались на основе дубликатов, выделяемых Главным Средне-Азиатским музеем (переименованная Туркестанская публичная библиотека и музей).

Продолжение следует…

КТО ЭТО ВСЕ СДЕЛАЛ

Кристина Бекенова — автор лекции

Денис Волков  — подготовил письменную версию лекции для сайта

Виктория Ерофеева — отредактировала текст

Леночка — откорректировала текст

Фото на превью: Ташкент. Главный Средне-Азиатский Музей. № 813. Архив Низами Ибраимова. Фонд “Ташкент. Открытки конца XIX-первой половины ХХ века”. © Открытый Центральноазиатский архив