— Как вы пришли к съёмке балета, было ли это изначальной целью?

— Танцы окружали меня с детства, изначально это не было связано с нынешним увлечением. Моя мама, Феруза Салихова, — заслуженная артистка Республики Узбекистан, занимается узбекскими народными танцами. Сыграло свою роль и то, что мама часто водила меня в театр Навои в детстве. Всё казалось таким большим и красивым: сцена, вензеля, люстры, занавес — и находило большой отклик во мне. Танцевать самому желания так и не появилось, но идея фотографировать танцы сформировалась в подсознании ещё тогда.

Балет в качестве темы для дипломной работы я выбрал в художественном вузе. Когда на втором курсе нам сказали, что уже нужно определяться с темой и начинать наработки и зарисовки, я посмотрел фильм Даррена Арановски «Чёрный лебедь» с Натали Портман в главной роли. В нём можно увидеть парадоксальную картинку: психологические перипетии героини Портман неотделимы от красоты балета.

В то же время мне была близка философия такого художественного направления, как импрессионизм, а среди самых знаменитых его представителей — Эдгар Дега, посвятивший свои работы как раз балету и балеринам.

С дипломной работы я начал фотографировать балерин: ходил в хореографическое училище, делал наброски. В 2014–2015 годах театр Навои открылся после реконструкции, и труппа вернулась туда. До этого они работали во дворце «Туркистон» — там фотографировать я не хотел, потому что сцена к этому совсем не располагает, она концертная. Поэтому дождался открытия театра и начал фотографировать в подходящей локации.

— Как стиль импрессионистов перекликается с тем, что вы видите или изображаете на снимках танцев?

— Основная мысль философии импрессионистов, как и у фотографов, — выхватить момент. Само направление изначально зародилось благодаря фотографии, когда художники стали более свободными в том, что могут изображать. Передача реальности в точности превратилась в прерогативу фотографа, художники же начали больше обращать внимание на чувство конкретного момента.

В этом и есть, наверное, основная близость искусства импрессионистов с моим.

Если вы близко подойдёте к полотну, принадлежащему импрессионисту, то ничего не поймёте. Но вот если отойдёте чуть дальше и даже прищуритесь, то начнут вырисовываться силуэты. Так же и с моими фотографиями: если распечатать их и подойти близко, сложно будет разглядеть важные детали, если же отойти и рассмотреть со стороны — станут заметны сюжеты, которые я хотел передать.

— Расскажите подробнее о палитре цветов в ваших работах.

— При обработке я стараюсь придерживаться своих цветов: не очень люблю холодные оттенки в балетной фотографии и почти всегда их убираю. Моя палитра тёплая, цвета пастельные, приглушённые, где-то я даже использую гризайль (градация одного цвета в живописи — прим. Хук!). Мало явных цветовых акцентов, всё выполняется в одних тонах, много чёрно-белого.

В нашем театре проблемный для меня цвет — у нас почему-то любят синий, мне он не нравится: холодный и тяжёлый, слишком насыщенный. Если я понимаю, что мне не удастся корректно убрать его, то перехожу на чёрно-белый. Иногда это сюжетный выход, цвет отвлекает от него, а в такой гамме он не потеряется.

В то же время балет — не просто красивая картинка, а труд, который требует мобилизации всех человеческих ресурсов. Даже менее очевидные детали вроде грима существенно отличаются от того, что используется в театральных постановках, он более яркий и акцентный. В слоях балетного грима меняется овал лица, форма глаз, подчёркиваются детали характера персонажа в зависимости от того, положительный он или отрицательный. Также часто используются накладные бороды, брови, усы и другие детали, для причёсок задействуются парики.

Со всем этим артист выходит на сцену, где его ждут лучи софитов. Они не только светят, но и греют, а в постоянном движении танца балерины потеют гораздо сильнее, накладные волосы и фейковые усы приклеиваются специальным клеем, чтобы во время постановки ничего не упало.

Нет у балерин и кратких пауз на случай, если они забыли движение в нужный такт, любая ошибка может закончиться провалом постановки. Поэтому балетное соло не длится долго, чуть больше времени на сцене проводят ансамбли и артисты кордебалета.

— Что вы замечаете за кулисами, какова изнанка балета и того великолепия, что мы видим на сцене?

— Первый спектакль, который я посетил не как зритель, а как фотограф из-за кулис, — «Ромео и Джульетта». Тогда я был под большим впечатлением. Закулисная жизнь совсем другая, невероятная, магическая. Когда вы зритель, происходящее на сцене такое лёгкое, воздушное, парящее, а сами артисты как будто специально ничего и не делают, чтобы создать у вас подобные эмоции. Но на самом деле за этим ощущением для зрителя стоит адский труд.

После выполненной партии балерины возвращаются мокрые от пота, на сильных эмоциях и адреналине. Я был невероятно вдохновлён их стержнем и выдержкой, эти люди всех себя, своё здоровье, эмоциональное и физическое, посвящают балетному искусству. С этого момента в своих работах я делал акцент на закулисную съёмку. Да, со стороны зрительного зала тоже можно сделать красивые кадры, но получается чаще всего тривиально. Внутренняя кухня театра недоступна для всех, это больше закрытое, сакральное пространство, куда не сможет попасть каждый желающий. Через свои работы я пытался показать внутреннюю сущность балетного танца.

— Замечали ли вы у ваших героев какие-то детали, уникальные движения, характерные только для них?

— Покинув сцену, балерины моментально переключаются. Они могут болеть, плохо себя чувствовать, быть уставшими, но сцена обязывает их в любой момент выходить с поднятой головой. Возвращаясь в закулисье, они возвращаются и к привычному облику.

Это невероятный труд, но не с такой большой отдачей, как хотелось бы. В кордебалете 30–40 балерин, из них только две-три могут пробиться в главные партии. Получается, что, став балериной, можно всю жизнь проработать в кордебалете, так и не став «главным лебедем». Это тоже немаловажный момент, влияющий на психику.

Да, фотография — это больше визуальное искусство, но если смотреть глубже, то можно проследить и передать и социальные моменты, подобные этим, переплетая их в своём творчестве. Больший акцент я делаю на художественную составляющую, но через фотографию можно выразить что угодно, необязательно в красивом визуальном исполнении.

— В интервью вы также рассказывали о деталях, на которых вам нравится концентрироваться в работе. Какие они?

— Четырнадцать лет назад, когда я только начинал фотографировать, то делал это посредством мобилографии, тогда ещё не задумывался о съёмке танцев. Мне были интересны различные текстуры, натуральная, естественная фактура, то есть объекты, которые можно найти в природе. Тогда я и делал акцент на деталях, потом стал смотреть на происходящее вокруг шире.

— Есть ли пересечения этой части вашего творчества и нынешней?

— Конечно, это же всё я. Мы все растём в творческом плане, приобретая и узнавая новое. Например, мне очень нравится фотографировать пластику человеческого тела. Человек — это произведение искусства сам по себе, в этой сфере меня привлекают работы эпохи Возрождения, те же Микеланджело, Да Винчи, потому что они работали с человеческой фактурой напрямую. Какие-то детали в человеческом теле, вроде вен на руках, например, также повторяют природные формы: ветви деревьев, их корни. Всё это перекликается с тем, что я искал в своих ранних работах, — детали и параллели, которые не заметишь с первого взгляда.

— Как за время вашей работы изменился балет в Узбекистане?

— В целом мне показалось, что в Узбекистане балетная тема, в особенности закулисная жизнь балерин, не раскрыта. Даже сейчас я затрудняюсь назвать фотографов, которые запечатлели бы балет и разные его аспекты. Да, в театрах и при труппах есть штатные фотографы, которые снимают выступления, но как такового жанра «балетная фотография» у нас пока нет. Когда-то через свою дипломную работу я постарался этот жанр раскрыть.

Уже девять лет я снимаю балетное искусство в Узбекистане и заметил большой прогресс. Раньше у нас была сильная конкуренция между балеринами, она очень ощущалась, и атмосфера была напряжённой. Это чувствовал даже я, с фотоаппаратом в руках находясь больше в разряде зрителя, чем внутренней составляющей театра. Сейчас этого почти нет, произошла трансформация, артисты сменили друг друга, за кулисами теперь более лёгкая и дружественная атмосфера. Я очень эмпатичный человек, поэтому ярко прочувствовал смену обстановки. Это сказалось и на характере героев, которых фотографирую, не напрямую, но на том, как я ощущаю и фотографирую, точно.

— Как балетная труппа реагирует на камеру?

— Так как я уже давно с ними, то спокойно.

Знаю фотографа из России, Дариан Волкову, она сама была артисткой балета и танцевала в кордебалете Кремлёвского театра. В какой-то момент она увлеклась фотографией, танцевала и параллельно фотографировала. Позже от танцевальной карьеры Дариан перешла полностью к карьере фотографа и стала снимать балет.

Вспоминая эту историю, задумывался о том, что я ведь не артист балета и не знаю какие-то элементы и правила, как стопа должна стоять и с какого ракурса она будет лучше смотреться. Ракурс — одна из важнейших составляющих фотографии, тем более если это фото танца. Вы можете выбрать для классного и талантливого артиста неправильный ракурс, и он совершенно в нём потеряется, либо, наоборот, правильный ракурс для среднего артиста покажет его как звезду.

Нужно ли мне изучать техническую сторону, углубляться в неё? Я пришёл к выводу, что всё-таки нет. По большей части всё это приходит с практикой, и ко мне видение и понимание ракурсов тоже пришло с опытом. Такой работой нужно жить, погружаясь всё больше в эту атмосферу и истории героев, можно добиться и удачных кадров.

— Что для вас интересно в балете, цепляет или вдохновляет в нём?

— Музыка в классическом и современном балете, но ближе мне классический: «Лебединое озеро», «Жизель», «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Дон Кихот».

Современный танец меня тоже впечатляет, это более новый взгляд на пластику тела, передача внутреннего ритма. Но эстетика самого балета мне ближе через классические произведения. Именно в них музыка приобретает монументальное значение: музыкальная партия — произведение искусства, ставшее классикой и живущее само по себе, хореография к ней тоже приобретает такой характер.

— Отличает ли что-то съёмку балета от всех остальных?

— В первую очередь если брать технические моменты, фотограф должен быть «невидимкой», ловить моменты и интересные ракурсы. Как будто ты находишься внутри этого спектакля и его действия, но при этом, грубо говоря, «подглядываешь».

Я не люблю постановочные кадры, когда снимаю, и кто-то позирует, как-то искусственно начинает себя вести, я отхожу, потом возвращаюсь и пытаюсь снова. В закулисной фотографии важно запечатлеть момент, который не повторится никогда. Это буквально доля секунды, когда балерина надевает пуанты или когда у неё дрожат руки за мгновение до выхода на сцену.

— То есть если они начинают позировать, то опять переключаются на своё сценическое амплуа?

— Да, абсолютно. Это уже не их естественный вид, а что-то искусственное, нарочитое. Поэтому моя главная задача как человека, пытающегося запечатлеть жизнь закулисья, — быть невидимым, слиться с этой атмосферой и выхватывать из неё нужные моменты.

— Есть ли у вас любимая серия работ о балете? Как она проходила, какие были задумки, что получилось?

— Могу рассказать о запоминающихся моментах.

Один из таких — когда я начал фотографировать с верхней точки. Раньше делал фотографии только за кулисами или за сценой, потом нашёл интересную точку. Сцена очень высокая из-за оборудования для освещения, сверху есть деревянные мосты, кажется, на спектакле «Жизель» я поднялся на один из таких. Зритель привык видеть происходящее с прямого ракурса, а с верхней точки всё выглядит совсем по-другому.

Реальность преображается, объекты и люди на кадре как будто зациклены друг за другом, а самое главное, что герои даже не видят, что их снимают.

Бобур Алимходжаев фотографирует уже 14 лет, за это время круг его интересов расширился. Теперь в работах фотохудожника можно увидеть и народные танцы, например в исполнении ансамбля «Бахор». Неизменной остаётся только любовь к танцу, его движениям в каких бы то ни было стилях и возможность передавать эмоции и чувства без слов.