Темур Ахмедов — международный специалист по «зелёному» строительству, энергоэффективности, возобновляемым источникам энергии и устойчивому развитию. Больше 20 лет прожил в США и освоил там эту сферу. Сейчас Темур консультирует ташкентский IT Park и первый в Центральной Азии Net Zero кампус филиала Ташкентского университета информационных технологий в Нурафшоне — этот филиал будет покрывать почти 100 процентов своих потребностей в энергии с помощью солнечных панелей.

Также Темура приглашали в качестве консультанта при создании генплана.

Команда и сроки — что происходило с генпланом

Я был экспертом в предыдущем общественном совете при хокимияте и говорил, что построить новый город будущего — уникальная возможность. Но делать это нужно с ориентацией на будущее, а не на прошлое. И одним из возражений с моей стороны было то, что развитие такого документа, как генеральный план, должно вовлекать общественность и специалистов.

Хорошие примеры строительства «зелёных» городов можно найти в Китае и Саудовской Аравии. Как они это делают? Объявляют на весь мир конкурс по дизайну концепта города будущего, создают комиссии из деятелей культуры, чиновников, аксакалов, архитекторов и инженеров. В мире есть много людей, жаждущих создавать подобное, большое число специалистов, которые могут предлагать свои идеи. Хорошие и плохие, но выбор есть всегда.

А в Узбекистане решения принимают чиновники. Не комиссия, состоящая из экспертов, а чиновник, который ответственен только перед вышестоящим чиновником. Эта система нормальна для мелких решений, но если говорить о проблемах на уровне зданий, микрорайонов и города, то без комиссии, которая состоит из экспертов из разных областей, появляется большой риск чего-то неправильного.

При создании нового, нынешнего генплана меня пару раз приглашали для консультаций — это была больше волонтёрская помощь, меня не нанимали. Формальной должности при разработке у меня не было. Я встречался с местной и иностранной командой экспертов — и это, в принципе, весь мой интерактив, связанный с работой над генпланом.

Местная команда в основном состояла из молодых архитекторов. Это были информированные, нормальные эксперты в своей области и со своим уровнем опыта, но молодые. Они не строили микрорайоны в разных частях мира, чтобы прийти сейчас и строить город. Это не значит, что они плохие — они действительно старались с учётом всех ограничений, но из-за нехватки опыта, знаний и доступа к экспертизе других людей им приходилось искать многие вещи в интернете. Ничего плохого в интернете нет, но, возвращаясь к тому, какой документ готовился, там должно было быть нечто большее, чем просто информация из сети.

Руководила проектом команда, состоящая в основном из турецких специалистов. У меня не было возможности посмотреть их послужной список, но сложилось впечатление, что они профессионалы и своё дело знают. И времени на всё им дали очень мало. Как мне известно, на разработку генплана отвели четыре месяца. Судя по всему, до момента, когда за проект взялась команда «ToshkentboshplanLiti», никакой систематической работы не проводилось. Это был единственный систематический труд, когда люди действительно продумывали и организовывали проект.

Как появилась эта команда, я не знаю. Ещё в 2019 году британская компания разработала концепт «Нового Ташкента». Чем это закончилось, а также о том, как в разработке появилась турецкая команда, ничего сказать не могу — никаких объявлений о тендере не было.

Зелёные зоны и экосистема

Во время встреч с командой разработчиков мы часто обсуждали историю города — не только то, что Ташкенту 2000 лет, не только причины его развития как оазиса, но и недавние процессы озеленения, текущее состояние зелёных зон.

Рассказывая про систему арыков и её нарушение, которое приводит, например, к постоянным потопам, я поделился историей из детства. Мы ставили на воду в арыках маленькие кораблики и вдоль этих арыков спускались до школы — это почти 45 минут пути. Если подумать, то по арыкам воду никто не гнал — они были так хорошо организованы, что вода сама текла вниз под наклоном. По краям арыков были отверстия для прямого доступа воды к земле, которая увлажняла почву.

Система была продумана, и не в Советском союзе, она задумывалась, пробовалась и создавалась тут 2000 лет. Поэтому здесь люди и живут.

Бороться с затоплением как с последствием — то же самое, что бороться с температурой. Высокая температура у человека — результат болезни, как и потопы — результат длинного ряда проблем. И хоть температуру сбивать полезно, нужно также разбираться с причинами, ибо бороться можно бесконечно.

Также мы говорили про экосистему. Какую дистанцию пролетают пчёлы, чтобы опылять растения? Как зелёные зоны должны быть связаны между собой, чтобы вся живность — составная часть нашей экосистемы — могла передвигаться? Вы заметили, что в городе стало меньше птиц? Если птиц меньше, значит, насекомых становится больше. Часть этих насекомых — вредители для деревьев, всё это взаимосвязано.

Была затронута тема транспорта. Я не специалист в этой сфере, но принципы и логика везде одинаковые — не машины передвигаются, а люди. Они могут передвигаться на транспорте, велосипеде, пешком или на машине, и именно человек должен доехать до работы, а не машина. Нужно продумать эту систему и дать разнообразные опции возможного перемещения.

В итоге все пришли к выводу, что выделенного времени очень мало и возможности изучить все проблемы попросту нет.

Почему люди уезжают

В Ташкенте был генеральный план развития города, который начали воплощать после землетрясения. Генплан был и во времена Российской империи — при ней, как вы знаете, появился нынешний сквер Амира Темура. И во всех этих планах были зелёные зоны, потому что архитекторы понимали: Ташкент — это оазис.

Микроклимат оазиса зависит от зелёных зон с разными деревьями и системой подачи воды. Ташкент — город, которому 2000 лет, который живёт по своим принципам, и эти принципы нужно соблюдать, чтобы жизнь здесь продолжалась.

Мне интересно изучать истории о том, как люди покидали разные города. Обычно они это делают, когда нет базовых условий для существования. Если пару сотен лет назад людям в Ташкенте нужно было заниматься сельским хозяйством, чтобы выжить, сейчас это уже не так важно, всё можно привезти. Но если здесь будут аномальные температуры, люди смогут тут жить. Как жить, когда здесь засуха, пыль? Никак. Люди будут уезжать. Есть риск, что оазис будет окончательно загублен, и, мне кажется, у многих такого понимания нет. Никто не видит связь между экологическими проблемами, и мы можем прийти к условиям, когда жизнь в городе будет невозможной в течение нескольких месяцев года.

При 50 градусах часть людей будет умирать, от этого никуда не деться. Но весь город не получится кондиционировать. Помещения, машину — можно, но город — нет. Экономика не сможет существовать. Как люди будут работать на стройках и улицах при 50 градусах? Никак.

Нам приводят в пример Дубай — там жарко, везде кондиционеры. Но у Дубая есть нефть, и они покрывают недостатки за счёт денег. Это нежизнеспособно, ведь если бы не финансовый сектор, то в Дубае бы ничего не было.

С другой стороны, разными чиновниками, вплоть до хокима города, не раз говорилось, что парки должны приносить прибыль. Это очень утилитарный подход к зелёным зонам, мол, они должны приносить прибыль прямо сейчас — это непонимание роли зелёных зон в экономической жизни города.

Парк — территория, где люди отдыхают, где дети могут бегать. Если люди не смогут отдыхать, соответственно, они не смогут эффективно работать. Дети, которые не будут взаимодействовать с природой, не получат полного развития, и из них не вырастут полноценные участники экономической жизни города. Здесь последствия и краткосрочные, и долгосрочные, причём глубокие — если люди болеют, им придётся работать только на лекарства, и они не смогут проявить весь свой потенциал. Условно человек не уйдёт с работы, чтобы начать бизнес, потому что ему нужно платить за таблетки. А ведь он мог бы создать компанию, которая стала бы следующим «Гуглом».

Новый город — хорошая идея?

Смотря на общую стратегию развития страны, в идеале должны развиваться другие города и устанавливаться хорошая транспортная связь между ними. Пример — поезд «Афросиаб» между Ташкентом и Самаркандом. Время в пути занимает два часа, это много, чтобы ездить на работу каждый день, но достаточно, чтобы иметь офис в Самарканде и иногда приезжать в Ташкент на встречи. Значит, не обязательно жить в Ташкенте, чтобы бизнес мог эффективно работать — с точки зрения развития, чтобы Ташкент не рос бесконечно, стоит принять эту концепцию.

Повторюсь, что Ташкент — это оазис, он окружён сельскохозяйственными землями, снабжающими город продуктами. Если мы будем их застраивать, маршрут перевозки продуктов увеличится, а это приведёт к удорожанию. Также это повлияет на климат, ведь за границей города температура ниже — всё легко проверить, посмотрев прогноз погоды. Разница может достигать 10 градусов.

В какой-то момент жизнь в городе станет невозможной — ухудшится качество воздуха, перестанет справляться инфраструктура, подорожает еда, а передвижение по городу станет очень долгим. Поэтому в идеале не стоит расширять Ташкент, а если и расширять, то не такими большими темпами, строя новый город сразу на 500 тысяч человек.

Также это может привести к большим стратегическим проблемам, ибо возникает два города — зелёный и не зелёный, желаемая и не желаемая часть, что может привести к социальному неравенству. Подобное развитие приводит к трущобам, развитию криминала и расслоению общества.

Существует много примеров, когда в городах, где имеется чёткое зональное расслоение, преступность выше. Тот же Нью-Йорк, где стояли пустые здания, в которых никто не мог жить из-за высокой цены. Это приводило к упадку. Там селились богатые люди, которые попросту не могли пойти в ресторан, потому что там некому было работать, ведь потенциальные работники просто не способны были позволить себе жильё поблизости.

Но город осознал свою проблему и разработал стратегию субсидированного жилья. Студенты могли жить около своих университетов и в свободное время подрабатывать, что позволило создать больше рабочей силы. Это привело к спаду преступности и возобновлению жизни в городе. Лично я на своём опыте убедился, что многие места стали гораздо безопаснее. Нет проблем с перемещением ночью, и никто тебя не тронет, потому что вокруг есть жизнь.

Если приводить город к социальному расслоению, мы столкнёмся с подобными проблемами. Может, не сейчас, но в следующих поколениях. В социологии есть термин «хроническая бедность» — это когда первое поколение обеднело, второе поколение знает о прошлых временах по рассказам родителей, а третье никогда не видело другой жизни.

Ожидания от генплана

Мне вспоминается сцена из фильма «Невероятные приключения итальянцев в России», связанная с утечкой газа в музее. Там говорили: «Оно или бабахнет, или не бабахнет».

У нас два варианта. Первый — то, что обычно и происходит. Они пойдут и начнут строить. Может быть, там всё здорово, но есть объективные причины сомневаться, а вся затея приведёт к большому клубку проблем.

Второй вариант — они всё-таки начнут проводить общественные слушания, привлекать специалистов, представят концепцию и на её основе будут разрабатывать генплан с учётом всех моментов. Вероятность второго варианта очень мала просто потому, что некоторые чиновники считают, что потребности в проведении общественных слушаний нет.

Большая часть моей деятельности состоит из общественного участия, и я всегда говорил, что как здания, так и города должны строиться для людей. Если здание не работает для людей, оно неэффективно, оно не нужно. То же самое можно сказать и про город.

Те здания, которые не работают на людей, люди начинают переделывать — если мне некомфортно, я что-то сломаю, что-то отвинчу, что-то закрою. Точно так же будет со всеми зданиями, точно так же будет с городом. Проезжая вечером около новостроек, вы можете заметить, что во многих окнах нет света — там пусто. Кто-то говорит, что квартиры купили, чтобы сдавать в аренду. Ну, значит, не сдают. А для чего нужны пустые здания? Это показатель того, что жизни в городе нет.

Зачем мы строим новый город на 500 тысяч человек, когда у нас и здесь есть пустые квартиры? А пустуют они потому, что по каким-то причинам люди не могут там жить. Если процесс не поменяется, велика вероятность, что всё придётся перестраивать. У некоторых людей хаотичное строительство может вызывать стресс, апатию и непонимание, что нам с этим делать. Я всегда успокаиваю, говоря: «Не переживайте, большую часть этого снесут». Следующее поколение придёт и просто снесёт всё это, потому что людям нужны парки, нужны зелёные зоны.

Оптимистический прогноз давать тяжело, я стараюсь смотреть на вещи реалистично. Однако из ситуации выйти можно — ресурсов достаточно, чтобы строить правильно и хорошо. Чтобы люди хотели тут жить.

Напоследок хочу рассказать один случай, которым со мной поделился журналист. На одном из интервью у застройщика спросили:

— Вы построили свой бизнес и теперь на пенсии. Как вы представляете свою будущую жизнь?

— Я куплю маленький домик в горах, там тихо, буду там жить.

Спустя какое-то время журналист сказал мне, что понял, почему застройщик решил жить в горах. Ведь в городе жить будет невозможно.