— Как вы пришли к интернет-активизму?

— Когда я начал делать посты в «Фейсбуке», понял, что у нас нет идеологии. У нас вакуум, мы в Узбекистане строим непонятно что, у нас духовные ценности непонятно какие.

Некоторые религиозные представители поступают абсолютно не по исламу. Настало время что-то менять, есть запросы от общества на перемены. Но нынешняя ситуация очень несправедлива. Когда государство находит на строительство четыре миллиарда сумов или берет в кредит, а пособие для инвалидов составляет 380 тысяч — это перекос системы. И при этом говорят, что денег нет. Деньги есть, просто они воруются.

Для меня блогеры — это люди, которые занимаются своей деятельностью безвозмездно. Они вызывают у меня восхищение тем, что сфокусированы на проблемах людей и не задумываются о своих. Посредством интервью и видеопостов я стараюсь вытащить человеческие качества. Есть категоричные люди, есть те, которые отрицательно ко всему относятся. Но в целом у них есть посыл на изменения вокруг, просто каждый из них видит это по-своему.

Людей и мнений много, а толку мало. Поэтому я решил, что создам общественное движение, которое со временем перерастет в партию, но не в привычном для нас понимании, а из низов, от народа. Потому что такого движения нет, и аналогов нет и не будет.

Они (чиновники) этого боятся, но здесь нет ничего отрицательного. Фактически это то, чем занимаются блогеры, но легально. Если на проблему отреагируют хотя бы 200 человек, выйдут и перекроют улицу, посмотрите, что будет. Они этого боятся, поэтому сейчас все стараются загасить в интернете, но это неправильный подход, это не работа системы. Фактически сейчас так: когда человек обращается в органы и не получает не то что помощи, а даже ответа, куда он после обращается? К блогерам. Сама система должна отрабатывать в рамках закона. Они же получают деньги за свою работу от налогоплательщиков.

Я знаю, что денег вот так вот (показывает жестом «много»). В основном разворовывают нижние и средние звенья. Например, президент в 2017 году очень активный был и с народом общался. А сейчас его отгородили, за три дня до его визита подчищают, убирают. Отрывают от народа, фактически он не в курсе, для него все ништяк.

Сейчас я работаю, чтобы создать легальное общественное движение, хочу вытащить людей из интернет-пространства в реальный мир и под эгидой перемен объединять общество, делать его грамотным, знающим законы и требующим, чтобы эти законы работали для всех. Такова основная цель.

У меня часто спрашивают, когда я буду президентом. Это нереально, и есть много тонкостей и нюансов.

 

— А хотели бы?

— Это не моя задача, и я многого не знаю. Есть момент клановости, есть момент регионов, есть места, где стоит оставить нынешних хокимов, потому что контингент другой.

На самом деле хороших реформ у нас много, но не доносится их значение, периоды реализации, что-то не освещается в прессе. Я узнаю это только по радио от Минюста.

А в интернете много негатива, и какая бы здравая мысль ни исходила от президента, она превращается во что-то плохое. Моя цель — создать обратную связь. Это не майдан и не оппозиция, а формирование грамотного общества. Потому что рано или поздно мы перейдем к прямым выборам и президентов, и хокимов, но общество надо к такому готовить.

Сейчас система задыхается, потому что идет не от народа. Посыл снизу от общества не доходит до верха, а посыл сверху от властей не доходит до низа. А эти два посыла должны быть единым целым. Все разворовывается, неграмотность, некомпетентность, кадровый голод и прочая ерунда. Здесь даже дело не в партиях и не в выборах президента, это не имеет значения.

Надо быть реалистами, президентом будет либо он, либо его семья. А заниматься клоунадой на уровне пиара — это несерьезно.

Надо просто помочь системе. Повторюсь, посыл от властей есть, иначе мы жили бы как в Туркменистане или Афганистане, и никто бы не вякал. Значит, есть потребность в изменениях, но они делают долго или думают, что что-либо будет лучше для народа, но не факт, что народ с этим согласен.

Я всегда говорю: если вы выражаете агрессию, она должна быть конструктивной, потому что если нет плана действий, то агрессия порождает еще большую агрессию, провоцирует других людей, и, кроме крика, ничего в итоге не получается.

 

— Кажется ли вам, что все возвращается?

— Нет, просто чем дальше, тем легче воровать, я так считаю. А чем больше воруют, тем больше ущерб. Я в своем видеопосте на «Фейсбуке» про антикоррупцию говорил, что ему терять нечего, ему нужно оставить след в истории народа.

Тебе богом дана возможность делать народ счастливее. Так делай.

 

— А были ли те, кто отказался от интервью?

— Есть одна интересная вещь: мы можем снять интервью, а герои после могут отказаться, потому что снимается все одним дублем и без монтажа.

Но такого еще не было, потому что я в принципе осознаю барьер, лимит, который человек может сказать, и выше него стараюсь не прыгать. У меня цель — не компрометировать человека, а раскрыть личность через его деятельность.

 

— Почему в своих интервью вы добавили пункт «без цензуры»? Что вы понимаете под цензурой?

— Например, не все могут выразить свои мысли простым языком и используют мат. Пожалуйста, если человек считает, что это будет в тему, эмоционально. Другое дело, что никто так не выражается.

Тем не менее, когда нет цензуры, есть аспект демократического подхода. Вся прелесть в этом — нет нарезок, нет дублей, как есть, так и есть. Кто-то водичку попил, кто-то потопал, пошлепал — все идет естественно, не как в заказных интервью.

 

— Не кажется ли вам, что ваши вступления на арабском языке нарочито повышают интерес и доверие среди граждан-мусульман?

— Не кажется, поскольку вещи, которые я говорю, независимо от направленности именно течений мусульманства, его крайностей, одинаково знакомы, скажем, как азбука.

Почему я в постах делаю привязку к религии? Потому что пытаюсь через момент духовности донести проблему. Например, если это касается детей-сирот, я обязательно говорю, как к этому относятся в исламе.

 

— Но сейчас многие блогеры хайпят на теме религии, в том числе ислама.

— Для чего люди хайпят? Какова их цель? Зарабатывать больше? Но у меня и так все нормально. Я понимаю, что кто-то воспринимает блог как бизнес или пиар самого себя. Для меня это не бизнес, и я был ранее узнаваемым артистом, мне это не нужно.

Я, по правде, себя и блогером-то не считаю, это какой-то мой внутренний посыл людям, вот и все. Ко мне обращаются с массой проблем, но меня всегда интересует системность этих проблем и то, как на это влияет государство. Если вы видели мои посты, то должны были заметить, что я не просто говорю о проблемах, а всегда предлагаю решения, как бороться и решать их.

 

— А чиновники реагировали на ваши посты? Каким образом?

— Конечно. Есть такие индикаторы, которые позволяют мне определить, услышали ли меня. Более того, когда я встречался с министром юстиции, он меня узнал. Значит, люди смотрят.

Спецслужбы тоже смотрят. Вопрос же не стоит в том, чтобы разрушить систему, а, наоборот, помочь. Через мой собирательный образ — религиозный, проповеднический, экономический, политический, духовный и так далее — я стараюсь консолидировать людей. Потому что образ в принципе правильный. И когда мне это удастся, я смогу направить их в правильное русло, не в деструктивное, а созидательное.

Когда говорят, мол, твоя цель — хайпить и заработать, ты сидишь в своем дворце и рассуждаешь о проблемах народа. Ну есть, у кого и больше дворец, и плевать ему на всех с высокой колокольни.

Самое главное — мне есть, что терять)

 

— Спецслужбы не давили?

— Да нет, я же не говорю о чем-то, чего не существует. Если действительно нет газа и человек не справляется со своей работой, то пусть уходит, что он здесь делает? Я же не с потолка беру это.

Не только у меня в квартире нет газа, это у всей страны так. Да и спецслужбы не защищают режим, они тоже патриоты и защищают свою спокойную жизнь.

 

— … должны защищать?

— Да, и у нас нет несостыковок в наших работах. За историю моей деятельности я еще не встречал какого-то хейта. Есть дурачки, но я их сразу в черный список отправляю, хотя это очень редко.

Если вы заметили, контингент моих подписчиков — размышляющие люди. Я всегда приветствую чужую точку зрения, если она корректная и с доказательной базой. Если человек размышляет, как бы он ни считал, и доказывает свое видение, я его даже лайкну, несмотря на то, что его точка зрения не совпадает с моей.

У меня вот есть пост про президента, почему я его поддерживаю, и, если бы я этот пост, например, выложил где-нибудь в июле (прошлого года), меня бы просто сожрали.

 

— Почему?

— Потому что они не знали, кто я. Но с каждым постом я раскрываюсь как человек и, когда заливаю пост в «Фейсбук», принимаю удар на себя. Принимаю и смотрю, какие люди вообще, что они из себя представляют.

Высказываний типа «аааа, ты провокатор» практически нет.

 

— В этом году грядут выборы президента, за кого будете голосовать и почему? (Интервью записано весной 2021 года)

— Есть две структуры, которые влияют на выборы. Во-первых, это партии, а как они работали на протяжении последних лет, мы и так понимаем. Во-вторых, это избирательная машина. Вот вам мой ответ. А то, что выходит, — это детский сад и деструктивизм.

 

— А есть ли рациональное зерно в смене президента?

— Вы поймите, дело же не в президенте. В постах люди обращаются за помощью напрямую к президенту, но это неправильно, структура должна работать автономно и в рамках закона. Не потому, что так президент сказал, а потому что издали закон, этот закон одобрил Олий Мажлис, и за верховенством закона следит структура. Всё.

Президентом при этом может быть кто угодно. Почему вы не знаете имя президента Швейцарии? Потому что президент там переизбирается каждый год, но структура выполняет свои задачи, которые на нее возложены.

Понятно, что у нас президент — главный, но он не может охватить все проблемы и задачи. Это невозможно. Он все время должен задумываться: «А почему люди обращаются ко мне?» Да, может быть приятный момент, но это говорит о том, что все, что он создал, не работает.

Он может это решать силовыми или другими методами, однако невозможно охватить всю страну и 38 миллионов человек. Этим может заниматься общественное движение. Все будет исходить из низов, по факту, на месте.

 

— А не для этого ли были созданы махаллинские комитеты?

— Нет, махалли — это способ контроля. Для меня это отрицательный орган, ненужный. Может быть, только если сами люди будут его выбирать, но не как сейчас. И финансироваться должен независимо, а он у нас защищает интересы хокимията.

Думаю, общество сейчас созревает работать на конструктивизм, никто не хочет войны, майдана или переворота, и посыла такого нет. Просто, когда людей не слышат, они становятся озлобленными на власть.

— Но при Каримове было то же самое?

— Нет, я так не думаю. При Каримове мы бы сейчас здесь с вами просто не разговаривали. Это заслуга нынешнего президента, и говорить, что он плохой, просто глупо.

Вопрос в реализации, информировании и понимании. А еще нет стратегии и четких планов, например, «ребята, до 2025 года делаем то, то и то».

 

— Но была же стратегия (по пяти приоритетным направлениям развития в 2017—2021 годах)?

— Но в этом плане нет: например, когда повысится пенсия и на сколько процентов. То есть люди должны прогнозировать, можно ли с уверенностью взять ипотеку, создать семью. А они не могут.

У государства нет дальнесрочных перспектив или они размытые. «Дорожная карта», может быть, и есть, но она до людей не доносится. Типа «мы умные, мы сами знаем, а вы принимайте факт, как есть», а когда люди этого не понимают, появляется возмущение, особенно когда после изменений начинают жить хуже.

 

— Напоследок, историями каких личностей вы вдохновляетесь?

— Ленин, Дзержинский, Че Гевара, Троцкий. Это люди из богатых семей, дворяне, и ничего им не мешало жить в прекрасных домах в достатке и спокойствии. А они захотели для других людей что-то сделать, рискуя жизнями. Я таких личностей-современников не знаю.

Нынешние люди заморочены на меркантильности, безопасности, материальных ценностях. Понятно, что это тенденции современного общества, но если брать высшее посвящение людям, то примеры выше. Какими бы историческими личностями они ни были.