Skip to main content

Как я перестал бояться, но так и не полюбил ОКР

откровение
10.10.2022

Привет! Я Андрей, и я страдаю от одного из самых частых и самых жутких психических заболеваний. У меня ОКР, оно же обсессивно-компульсивное расстройство — та штука, при которой люди постоянно моют руки или ровно расставляют предметы на рабочем столе, на полочке в ванной или шкафу. По крайней мере именно такой образ создала вокруг ОКР массовая культура.

На самом деле всё намного сложнее — конечно, как и в отношении любой психической проблемы. И намного хуже, чем кажется со стороны.
Сегодня, в Международный день психического здоровья, я расскажу вам свою историю болезни, постараюсь объяснить, что она на самом деле из себя представляет и почему каждому из вас стоит внимательнее относиться к себе, ведь психическое здоровье может подвести кого угодно и в любой момент.

Что такое ОКР

Обсессивно-компульсивное расстройство в переводе на человеческий — это расстройство навязчивых мыслей и навязчивых действий, которые захватывают всё сознание человека и в тяжёлых случаях не дают ему заниматься самыми простыми вещами. Из 3000 человек, прочитавших эту статью, скорее всего, как минимум у тысячи в той или иной степени точно есть ОКР.

Обсессии — собственно, мысли. Страшные, пугающие, угрожающие или тревожные. Они возникают буквально на ровном месте, для них не обязательно наличие логичных причин или поводов — они просто есть и не отпускают. Как, например, мысль «А выключил ли я свет в туалете?» Только в случае с ОКР эта мысль будет преследовать вас до конца рабочего дня, причём с каждой минутой и с каждым кругом размышлений обрастая всё более ужасающими «последствиями» потенциально не выключенной лампочки — вплоть до пожара, взрыва, последующих юридических и финансовых проблем, потери работы, семьи и вынужденного переезда на улицу.

Компульсии — навязчивые и повторяющиеся действия, однако в случае с ОКР эти действия несут в себе несколько более сакральный смысл, чем простое вынужденное или непроизвольное повторение. Мозг больного ОКР человека наделяет повторяющиеся действия по-настоящему ритуальным значением с простой и понятной логикой — «если ты сделаешь это действие правильно и достаточное количество раз, твои обсессии не превратятся в реальность».

Сюжетов, в которых обсессии и компульсии переплетаются между собой, многократно усложняя человеку жизнь, может быть огромное количество. Поэтому люди, которые при ОКР постоянно моют руки, не обязательно боятся «быть грязными». Вполне возможно, что «правильно» вымытые руки (поверьте, «правильность» тут определяется далеко не объективными показателями, но мы к этому ещё придём) «спасают» этого человека от потери близких или «помогают» не потерять работу.

Иронично, но ОКР как раз и может стать очень веской причиной потери работы, отношений, проблем с родственниками, алкоголизма или даже смерти — такое вот самоисполняющееся пророчество.

My Way

ОКР официально стало болезнью только в прошлом веке — как раз тогда, когда человечество всерьёз подошло к изучению психики. Однако само понимание работы сознания, внутренних механизмов мозга и прочих связанных факторов до сих пор находится на столь низком уровне, что настоящие причины появления ОКР, так же, как и процессов, происходящих в голове, ещё не ясны до конца.

Болезнь может передаваться генетически, а может возникать из-за детских травм или ошибок в воспитании. Даже банальное воспаление какого-то участка мозга в детском возрасте, вызванное, например, фарингитом, увеличивает шансы «подхватить» ОКР на всю оставшуюся жизнь. Оно может проявиться и в раннем возрасте, и намного позже, чаще всего в подростковый период. И, один раз появившись, оно никуда больше не денется.

Мне сложно вспомнить, когда начались первые симптомы. Но ещё лет в 10, услышав по телеку фразу Фландерса из «Симпсонов», что «когда ты чихаешь, душа выходит из тела, а если кто-то пожелает здоровья, она вернётся обратно», я стал говорить сам себе «Будь здоров! Спасибо!» после каждого чиха. Причём делал это по восемь раз. Ох уж эта восьмёрка, моё истинно компульсивное число — с тех пор она всегда со мной.

Она всегда со мной. Она всегда со мной. Она всегда со мной. Она всегда со мной. Она всегда со мной. Она всегда со мной. Она всегда со мной.

Однако то, что было в детстве, было буквально детским лепетом — абстрактные понятия души и покинутого тела, ставшие на несколько лет обсессиями, легко возвращались к стабильному состоянию ритуалом пожелания здоровья самому себе. Я не испытывал с этим никаких проблем и спокойно жил до двадцати лет — ни смерть отца, ни проблемы с учёбой и личной жизнью, ни буллинг в школе не запускали в голове необратимый процесс.

Но потом, когда я учился на втором курсе универа, заболел близкий родственник. Ситуация была страшная, и вещи, которые иногда приходилось делать, тоже были очень тяжёлыми для восприятия — лечить ему открытые раны на ногах, вызванные болезнью вен, приезжать дважды в день по дороге на учёбу и обратно, привозить продукты и выполнять домашние дела. Я никогда не мог знать, что будет завтра, закрывая по вечерам дверь. Может, упадёт и не сможет подняться, а может, встретит, сидя на кровати с больным от артрита плечом. А может, позвонит со словами, что кровь из вены заливает комнату.

Я не знал ничего, и меня захватывала постоянная тревога на этот счёт. Любой телефонный звонок — тревога. Автобус или такси до его дома — тревога. Подняться по лестнице — тревога. Жизнь стала одной сплошной тревогой, которую пару раз в неделю удавалось замещать приятным хобби, а по вечерам — беспрерывным серфингом в сети или четвёртым кругом сериала «Как я встретил вашу маму».

И тут проснулась голова — «Эй, друг, у меня идея!» — сказала она и предложила мне спасительный ритуал. Я не помню конкретный момент, когда он появился, но точно знаю, что «до края» дошёл постепенно — ритуал заключался в том, что перед выходом из его квартиры мне нужно было сделать восемь «правильных» глотков чая из маленького кухонного чайника. А с утра, перед выходом из дома — восемь глотков воды из стакана.

Теперь попрошу максимального внимания, особенно если вы думаете, что всё очень просто — мол, сделал ритуал и можешь быть свободен. Нет, это не так.

«Правильность» восьми глотков определялась по совершенно непонятным даже мне параметрам, проще говоря, случайностью. Сделал восемь глотков, но после этого «неправильно» поставил стакан — пожалуйста, переделай всё, включая глотки. Выпил чаю, но после последнего глотка что-то защекотало в горле — будь добр, повтори. Что, это уже пятый заход? Ничего страшного, нужно добиться исключительно «правильного» результата, ведь только он может хоть на время снять тревожность и только при нём «всё будет в порядке». Суть ритуалов в этом контексте очень просто понять — они создают иллюзию контроля, будто ты действительно можешь на что-либо влиять.

Мой мир буквально разделился на «до» и «после». Как вы могли догадаться, я за раз выпивал и два чайника, и целый графин воды — лишь бы «всё было хорошо». Иногда «хорошо» действительно было, а иногда — нет, и виной тому всегда был исключительно случай, но в то время голова верила в бесконечную пользу своих действий, а я обвинял в неудачах исключительно себя, «неправильно» выполнявшего ритуалы.

Борьба

Родственник умер, а ОКР, один раз включившееся, осталось. Но почему от него не избавиться, лишившись основной причины тревожности? Всё и просто, и сложно одновременно — поломанные связи в мозгу никогда не восстановятся, и, соответственно, эти болезненные процессы никуда больше не уйдут.

Так и у меня. Не скрою, первое время после исчезновения главного триггера голова немного отпустила. Мне не нужно было пить воду, не нужно было ощущать постоянную тревожность и панику, всё было относительно спокойно… Пока однажды утром я вдруг не поймал себя на том, что уже двадцать минут держу в руке стакан, пытаясь «правильно» поставить его на место. Голова была как в тумане, в ней летали бесконечные тревожные мысли о других родственниках, об учёбе, о собственном успехе… И каждая была тревожной.

Чтобы вы лучше понимали, у ОКР есть крайне неприятная черта, которая значительно выделяет его из ряда других психических расстройств, связанных с несуществующими образами (а негативный результат, навязанный мыслями, как раз несуществующий). Если у человека бред или галлюцинации, если у него меняется восприятие мира вследствие патологических нарушений психики — не важно, от шизофрении или от белой горячки, — он не отличает свои «видения» от реальности, они существуют вместе с ним и составляют цельную картину мира.

А человек с ОКР — поверьте, это ужасное ощущение! — полностью осознаёт, что каждая его мысль, каждое повторяющееся действие, каждый ритуал и каждая попытка взять ритуалом контроль над ситуацией — объективный бред. Полностью осознаёт… Но не может ничего с этим сделать, параллельно страдая и от навязчивых мыслей, и от злости на самого себя, и от усталости — кошмарной усталости от повторений.

Тяжёлая форма ОКР — это больно. Больно осознавать, что ты не здоров, больно знать, что ты можешь причинить вред себе или окружающим, больно понимать, что, попав в очередную ловушку какого-нибудь ритуала, ты ещё долго не сможешь из него выбраться, тратя каждый день минуты или даже часы на бесконечные и бессмысленные действия.

Это больно и физически. Просто представьте, что вы расчёсываете укус комара без остановки — на какое-то время становится легко, приятно и комфортно, но чем дальше, тем больнее; появляются глубокие царапины, кровь, место опухает и начинает чесаться с ещё большей силой, и единственным выходом остаётся «оставить и забыть». Вот так же и с головой в моменты приступа ОКР — ты чешешь этот укус, повторяешь ритуал, тебе временно становится легче, но с каждой новой попыткой, с каждым новым «неправильным глотком» или «неправильно поставленным стаканом» уже расчёсанная изнутри голова начинает разрываться от боли, растущей каждую минуту. А остановиться не получается.

Кто смотрел «Клинику», вспомнит эпизод с актёром Майклом Джей Фоксом, чей персонаж — некогда хороший хирург, страдающий от ОКР. В конце серии главный герой подмечает, что Фокс моет руки уже несколько часов, а затем оставляет его. Фокс кричит от отчаяния.

И я на самом деле понимаю, почему люди с очень запущенной болезнью готовы покончить с собой. Чувство безысходности, ощущение, что ты ничего не можешь сделать, не можешь повлиять на ситуацию, не можешь остановиться, и одновременное осознание того, что так быть не должно — больно. Очень.

При этом, как я говорил выше, в мире пока нет ни одного средства, способного полностью избавить человека от ОКР. Можно гасить острые приступы транквилизаторами, но они превращают вас в овоща, не способного даже дойти до магазина. Можно на долгосрочной основе использовать антидепрессанты — они действительно помогают, но чтобы подобрать «свой», придётся очень постараться, а самые острые приступы, которые могут длиться по нескольку дней, всё равно пробьются через этот заслон.

Но с ОКР можно жить. И, наверное, самое главное здесь — вовремя понять, что с тобой что-то не так, и обратиться за помощью. Под помощью я подразумеваю и психотерапевта, способного провести диагностику, определить тяжесть и назначить препараты, равно как и помощь друзей, близких, коллег. Мне действительно стало проще жить, когда люди на работе узнали о моей болезни и совершенно перестали реагировать на мои «странности» — на то, что я долго пью или подолгу могу ставить на место какой-то предмет.

Важно помнить одно: ОКР — это болезнь, и вы не виноваты, что с вами это случилось. Многие не идут за помощью только потому, что считают, что их обзовут психами — это не так, ведь интеллектуально и социально больные ОКР люди ничем не уступают остальным. Поэтому, если вы замечали за собой хоть что-то из описанного в этом тексте, хоть чуть-чуть, хоть в какой-то степени — сходите к терапевту и поделитесь с близкими. Так поступил и я.

И одна из важнейших вещей, которая сделала мою жизнь с того момента лучше, — это как раз то самое принятие болезни и осознание, что все мои тревоги с ритуалами — всего лишь результат жутких танцев внутри травмированного мозга. Кстати, есть простой и быстрый тест, который помогает определить степень тяжести болезни — пройдите его, если интересно.

Пишу, пишу… И всё это буквально снова проходит через меня. Вся жизнь с болезнью — то, как она зарождалась, и то, как бредово выглядит со стороны. Мне становится легче. Считайте, буквально сам с собой проговариваю важнейший момент — утверждение, что это реально болезнь. И с этим осознанием проще себя принимать и бороться.

Сейчас ведь уже не сказать, мол, не было бы родственника — всё было бы хорошо. Глупости. Ведь предпосылки были с детства. Не родственник — так какие-нибудь проблемы в универе, не они — так трудности с работой, не они — так какая-нибудь сложность на личном фронте. Что-нибудь обязательно запустило бы этот механизм. Расстройство нашло бы лазейку.

***

От ОКР не избавиться, но с ним можно жить. Например, сейчас я не принимаю никаких препаратов и нашёл механизмы разговоров с собой, которые вытягивают из ритуального безумия.

Но я всегда помню, что болезнь приходит волнами, и иногда могу погрузиться в недельные стадии усиления — тогда не помогают никакие разговоры, и приходится какое-то время следовать ритуалам. Они, кстати, могут меняться — например, в последнем моём периоде обострения я выставлял все предметы как бы по направлению от себя и вправо. В чём логика — не знаю, но такой вот ритуал. А ещё нельзя было наступать на края ковров в квартире, иначе приходилось приподнимать ковры от угла и «правильно» опускать их на место, что могло длиться по несколько минут.

Пишу этот текст в стабильном состоянии. Не знаю, сколько оно продлится и когда голова подкинет очередной сюрприз, но ОКР научило меня очень ценить такие минуты тишины и стабильности — я реально наслаждаюсь временем, когда могу полностью контролировать мысли и не тревожиться на пустом месте. Но если бы мне представилась возможность продать улетающую при чихе душу какому-нибудь дьяволу, а в обмен избавиться от болезни, я бы сделал это, не раздумывая.

КТО ЭТО ВСЕ СДЕЛАЛ

Андрей — написал и визуализировал

Виктория Ерофеева — отредактировала

Леночка — откорректировала