В каждом районе Ташкента есть одна вспомогательная школа или школа-интернат для детей с особыми потребностями. Там учатся дети с умственными и физическими особенностями, с разными диагнозами. Соответственно, каждому ребенку нужен совершенно разный подход в плане преподавания и коммуникации.

Посещение школы, общение с детьми и учителями позволяют хотя бы немного понять, как проходит процесс обучения и общения с ними.

Но одно дело, когда ты участвуешь в разовой акции — мне кажется, это не позволяет увидеть картину целиком. А вот что произвело впечатление, так это работа учителей. И хоть индивидуальный подход в работе с детьми важен всегда, в таких школах он играет ключевую роль.

Пока мы клеили, вырезали поделки и рисовали с детьми, я на практике почувствовала, что здесь невозможно дать задание всему классу и ждать, пока ученики сделают все сами. Это не сработает. Нужно подойти к каждому, понять, как именно тот или иной ученик воспринимает информацию, какая форма взаимодействия ему подходит, готов ли он с тобой общаться. Именно здесь ты ясно и четко понимаешь, насколько разными могут быть люди. И насколько сложна, а, может быть, даже неосуществима на данном этапе реализация инклюзии в Узбекистане.

Я училась в стандартной общеобразовательной школе, где в классах было по 35—40 человек и где индивидуальный подход невозможно применять даже при сильном желании учителя. В специализированных школах в классе 10—12 детей, но даже при этом один учитель не всегда способен уделить время каждому.

Чтобы узнать немного больше об их работе, я решила пообщаться с двумя преподавательницами вспомогательной школы № 25 Наргизой и Лутфие. Они профессиональные педагоги-дефектологи. Наргиза работает уже 10 лет, Лутфие — 8.

Мы поговорили о сложностях профессии, инклюзии и общении с детьми с особыми потребностями.

Насколько важен индивидуальный подход к ученикам вспомогательных школ?

Лутфие: Если в общеобразовательной школе по плану на индивидуальную работу отводятся определенные часы и больше это касается отстающих детей, то у нас индивидуальная работа происходит с каждым ребенком на протяжении всего урока. Нельзя одну тему всему классу дать. Надо каждому объяснять именно так, как он воспринимает информацию. Есть, конечно, те, кто не успевает за программой, но и они рано или поздно догонят.

Наргиза: Больше подтягиваем ребенка в том предмете, который он лучше усваивает. Кто-то любит рисовать, лепить, кто-то хорошо считает.

Лутфие: У каждого ребенка свои способности. И мы стараемся именно эти способности развивать, чтобы в дальнейшем ребята смогли в чем-то себя реализовать. К сожалению, не всегда получается. Иногда ребенок может усвоить только мизерную частицу того, чему мы можем научить. Не все в наших силах.

Наргиза: Зато когда есть отдача от ребенка, это полный кайф! И ты в это с головой уходишь.

А насколько теория (обучение дефектологов) разнится с практикой?

Лутфие: Есть методика преподавания. Нас учили структуре урока: как правильно его построить, как преподнести информацию. Ее мы применяем.

Наргиза: Когда начинаешь работать, то понимаешь, что теория — одно, а практика — совершенно другое. Хочешь сделать все правильно, но происходит непредсказуемое, и все идет по-другому.

Как обстоят дела с бумажной работой, заполнением документации, сбором денег, как в общеобразовательных школах? И чего вам не хватает для проведения полноценных уроков?

Наргиза: Бумажной работы у нас больше, чем в общеобразовательных школах. Но вот деньги мы не имеем права собирать с родителей. Учебники выдает библиотека. Есть президентские подарки: комплекты принадлежностей к началу учебного года. Но это только для первого класса.

А дальше все — ручки, тетрадки, гигиенические принадлежности, оформление и костюмы к праздникам— покупают учителя на свои деньги. Некоторые родители, которые имеют финансовую возможность, тоже что-то приносят, но их немного.

Лутфие: Не хватает материалов, чтобы проводить более полноценные и интересные уроки. Например, телевизоров, интерактивных досок, проекторов, компьютеров, свободного доступа к интернету.

А что насчет профессиональных кадров? Каких специалистов не хватает в школах?

Наргиза: Чувствуется нехватка технического персонала. У нас учатся особые дети, поэтому могут случаться непредвиденные ситуации. Но уборщиц мало, потому что зарплаты у техперсонала очень низкие.

А по поводу профессиональных кадров. За рубежом есть понятие «тьюторство», по крайней мере для детей с аутизмом. То есть к каждому ребенку прикреплен обученный человек, он ему помогает. У нас такого нет, и не знаю, будет ли когда-нибудь. Хоть бы помощники были учителям.

Некоторых детей нужно сопровождать всегда. Например, надо выйти из класса, чтобы проводить ребенка в туалет, но при этом нельзя оставить других детей без присмотра. Тогда просим кого-то, кто рядом.

Лутфие: Учитель в классе всегда один. Но для нас в школе нет чужих детей. Не бывает так, что ты увидел ребенка не из своего класса и не проследишь за ним. Никто без внимания не останется.

А что вы думаете об инклюзивном образовании?

Наргиза: Это неправильно. Я не представляю, как организовать учебный процесс так, чтобы здоровые ученики и дети с особенностями учились вместе. Если в одном классе на 30 человек будет один-два особенных ребенка, другие будут неизбежно над ними смеяться, издеваться. Или могут даже не со зла просто не то сказать, спросить, задеть. Например, дети с аутизмом не терпят прикосновения, а иногда даже взглядов на них.

Или у ребенка с диагнозом в любой момент может случиться неконтролируемый приступ агрессии. Он в этом не виноват, но другие дети будут бояться общаться с ним и приходить в класс.

Лутфие: Никто не может определить, какой фактор подействует в тот или иной момент. У меня есть мальчик, которого начинает трясти, если на него кто-то смотрит. И учиться дети не смогут на одном уровне. Большинству будут уделять больше внимания, а ученик с особыми потребностями получит меньше знаний.
Инклюзию сейчас внедряют с акцентом на то, чтобы ввести ребенка с ограниченными возможностями в социум, но не предусматривают, что социум нужно к этому подготовить. Этого у нас сейчас нет.

Но ведь инклюзия вводится, чтобы дети были подготовлены к реальной жизни. А здесь они общаются в одном кругу и как бы исключены из социума. Как ученики вашей школы могут социализироваться на практике?

Лутфие: Сначала на уроках. Есть предмет «Социально-бытовая ориентация», где мы разбираем всякие ситуации, которые могут случиться в жизни. Все разжевывается. Потом практика. Например, если мы учим, как вести себя в общественных местах, то организовываются выезды в кафе, парки, театры, зоопарки. Нельзя сказать, что дети ограничены и живут в замкнутом мире.

Наргиза: Мы так же, как обычным детям, объясняем, как себя вести. Да, не все понимают объяснения и могут сразу усвоить. Но они смотрят друг на друга. Видят, как адаптируются другие, и начинают вести себя так же. У каждого своя граница.

В таком случае что бы вы посоветовали взрослым и детям, которые встречаются с детьми с особыми потребностями? Как правильнее себя вести, а чего ни в коем случае делать нельзя?

Наргиза: Нельзя ненавидеть. Конечно, нельзя оскорблять, обижать и презирать только потому, что ребенок отличается. Какие бы мы ни были, мы равные.

Насколько остра для вас проблема выгорания?

Наргиза: Выгорание неизбежно. Было бы хорошо, если бы у учителей была возможность хотя бы раз в год пройти курс лечения, поправить нервную систему, восстановить силы.

Лутфие: Профессиональное выгорание неизбежно в любом деле. Но глядя на своих учеников, ты стремишься с каждым разом все более и более совершенствоваться.