О детстве в Советском Союзе, работе в Академии наук и полётах на дельтаплане

Я родился ещё при Сталине и подозреваю, что Юсупом меня назвали не просто так, а в честь Иосифа Виссарионовича. У меня стандартная биография: учёба в школе, потом поступление в Московский энергетический институт. После окончания института стал энергетиком и был направлен на работу в котельный цех на Тахиаташской электростанции.

Из-за ситуации с Аральским морем отец попросил меня уйти в экологию. Он был археологом и историком и руководил отделением истории примерно 37 лет. После ухода Марата Нурмухамедова (каракалпакский учёный, первый каракалпакский академик АНУзССР – прим. Хук!), можно сказать, что отец взял на себя руководство отделением [Академии]. Отец был полностью предан делу защиты Арала и старался отправить всех, кого только мог, учиться в Москву — будь то математики, экологи или другие специалисты. Именно так формировалась целая плеяда его последователей.

К 1977 году, вслед за Москвой, у нас открыли Вычислительный центр при Каракалпакской академии наук. Несмотря на странное название, центр занимался множеством интересных проблем, включая экологию. Я прошел стажировку и аспирантуру при ВЦ АН СССР в лаборатории математической экологии.

Позднее перешёл в департамент водных проблем при ККФАН. Здесь мы уже просчитывали математические модели водного менеджмента. Я окончил аспирантуру, но из-за разброса интересов так и не защитился. Конечно, отца очень раздосадовало, что я так и не смог защитить диссертацию. Это причиняло ему боль, особенно когда его коллеги насмехались: “Вы нас критикуете, а у вас сын не справился”. Это было для него тяжело. Он руководил мной слишком демократично. Ведь другой мог бы и зарезать. 

Когда люди защищаются (диплом — прим. Хук!), то дальше становятся докторами, директорами и так далее. Но меня устраивает моё положение. Я чувствую себя более свободным. Мой начальник говорит: “Зачем быть директором или руководителем, когда можно заниматься творчеством?”. 

Я начал изучать полёты птиц, изготовил два дельтаплана и совершил десятки прыжков с Шылпыка. 

Последний свой прыжок я совершил в январе 2016 года. Зачем? Чтобы испытать механизмы, которые, по моим предположениям, позволят воспроизвести полёт птицы. 

Сейчас мне кажется, что я добился того, что мой дельтаплан будет летать с помощью мускульной силы, без двигателя, как птица.

Жизнь в семье “врага народа”

Моего деда со стороны матери звали Жали Махсым (Абдижалил Исметуллаев). Он родился в богатой семье и поначалу даже поддерживал советскую власть, но позже с братьями выступил против коллективизации. За это двух братьев расстреляли у него на глазах, а самого Жали Махсыма решили судить и отправили в Шымбай.

Друзья Жали Махсыма, не принявшие советскую власть и эмигрировавшие в Туркменистан, узнав о его аресте, отправились в Шымбай и освободили его. Они провозгласили его последним выбранным ханом каракалпаков. Какое-то время прадед басмачил, убивая коммунистов, пока его не предали и не выдали. Жали Махсын был расстрелян вместе со своим четырнадцатилетним сыном от первой жены Караматдином. Их место захоронения так и осталось неизвестным.

О дедушке стали открыто писать только после независимости — сейчас можно найти информацию о Чимбайском или Тахтакупырском восстаниях, где он выступал важной фигурой.

Мою маму удочерил её дедушка, и она сменила фамилию на Есемуратову. Мама стала журналисткой и часто вспоминала, как её вызывали в КГБ и допрашивали чуть ли не каждую ночь. Однажды после такого допроса, когда она почти дошла до дома, вдруг услышала, как я плачу. Она побежала, её ослепила проезжавшая мимо машина, и она ударилась грудью о мост. Позднее у неё развился рак груди — ей удалили вообще всё, что только можно было. Уже после моего рождения она заболела туберкулёзом. Как раз из-за клейма “дочери врага народа” маму вместе с моей бабушкой выгнали из квартиры на Куйбышевской улице сразу после выписки из роддома. Через 2 года у неё удалили левое лёгкое. И вот сейчас ей 94 года, и она до сих пор жива. Она сильная женщина, таких уже не делают.

Столько времени прошло, кажется, что всё это лишь сюрреалистичная сказка. Но воспоминания остаются живыми.

Как я уже говорил, она работала журналисткой. Очень много писала, выпускала журнал “Арал кызлары”, переводила романы. Например, перевела роман «У войны не женское лицо» Светланы Алексиевич, белорусской лауреатки Нобелевской премии. И один из лучших маминых переводов, наверное, это книга Светланы Аллилуевой (дочь Сталина) “Двадцать писем другу”.

Она всегда говорит, что в её семье не хватало мальчиков. И когда она родилась, её решили воспитывать, как мальчика. Поэтому она выросла сильной, боевой, никому не уступающей. Даже на лошади умела скакать, стоя. У мамы есть повесть “Жирен”, там как раз описана история её семьи: отца, бесчинства милиции, которая приходила, ломала юрты, и преследования их как врагов народа. В рассказе много разных приключений её рода. Она записала свою историю как свидетельство о преследованиях.

Союз защиты Арала и Амударьи

6 декабря 1989 году по инициативе известного писателя Оразбая Абдрахманова группа интеллектуалов создала неправительственную организацию под названием «Союз защиты Арала и Амударьи». Я тоже присоединился к организации из-за отца — он надеялся, что я смогу внести свой вклад в защиту высыхающего моря. В начале 90-х, когда мы только начинали нашу деятельность, на наши собрания приходило до 300 человек.

Название, конечно, слишком длинное, сейчас мы стремимся сократить его до «Союза за возрождение Арала» и ищем финансирование.

У нас были друзья в Америке — фактически они организовали наше представительство в США. Поэтому в 1991 году мы официально зарегистрировались как международная организация и работали. В начале 90-х люди жили относительно свободно и достаточно обеспеченно, не испытывая особых страданий. Однако вскоре начались потрясения. Уровень жизни упал, многие начали уезжать. В 1994 году по личным причинам предыдущий председатель ушёл в отставку, и мне пришлось занять его место.

В нулевых, после революции в Грузии и нестабильной ситуации в мире в Узбекистане начались репрессии против международных организаций: закрыли фонд Сороса, не давали работать Human Rights Watch и другим. Обвинения были одинаковые для всех — задержка подачи отчётов в Министерство юстиции.

Многие НКО закрыли по одинаковым обвинениям, но благодаря международной поддержке и нашему авторитету мы смогли доказать свою невиновность по всем пяти предъявленным обвинениям в суде. Мою маму даже вызывали на допрос, хотя мне на тот момент было уже почти 50 лет. Она, не выдержав, заявила, что её и так долго преследовали как “дочь врага народа”, и если власти хотят посадить её сына — пусть делают. В результате от меня отстали. 

В конечном итоге мы потеряли статус “международной организации” — нас “понизили” до местной неправительственной. Но это не мешает нам продолжать изучать проблему Аральского моря.

Нас часто критиковали сверху: обвиняли в стремлении коммерциализировать водные ресурсы и использовать маркетинговые ходы. Даже алматинские коллеги осудили меня за эти идеи. К сожалению, у нас всё ещё преобладает советское мышление, экономика не может отойти от советских времён. Наш народ привык критиковать и опасаться, в частности, американцев или НАТО.

Это просто стереотип, что всё новое плохо, а советское хорошо. Большинство людей в этом не переубедишь. Я называю их “опалёнными застоем”. В результате мы оказались в меньшинстве. Интересы начали меняться, возникло разочарование, поскольку нас никто не слушал. Хорошо, что нас не расстреляли. Спасибо на этом.

Спасение моря

В 1994 году мы разработали концепцию новых методов управления водными ресурсами, чтобы обеспечить не только восстановление, но и справедливое распределение воды. Мы отправили проект представителям пяти стран, объединившихся в Международный фонд спасения Арала. Ответил только помощник президента Кыргызстана Акаева, причём ответ был отрицательный.

Мы предлагали отдать владение рекой в нейтральные руки, но правительства решили, что передача управления рекой в нейтральные руки нарушает суверенитет стран. Союз активно выступал с лекциями, публиковался, участвовал в конференциях. Из-за сложностей выживания многие ушли, и наш коллектив сократился до пяти-шести человек. Многие из коллег уже ушли из жизни.

Западный берег уходит каждый год на 100 метров. Раньше — например, в 2013 году — когда вы стояли на плато Устюрт и смотрели в сторону моря, там не было видно южного и восточного берега. Сейчас уже видны оба берега. Арал ушёл. Наверное, до его дна  в западной части осталось всего 15 метров. Раньше самое глубокое место  достигало 60 метров. Арал был очень мелким по сравнению, например, с Байкалом. Как я уже говорил, максимальная глубина Арала была всего 60 метров, в то время как Байкал достигает двух километров в глубину. Арал был как лужа на горячем асфальте. Не будете питать лужу, она высохнет через час. 

Некоторые журналисты утверждают, что Арал начал восстанавливаться, но это не так. Да, благодаря Казахстану река Сырдарья до сих пор поддерживает море, хотя она по размерам вдвое меньше Амударьи. 

Но как вы собираетесь заполнять Арал, если каждый год в море поступало около 100 кубических километров воды из Сырдарьи, Амударьи и дождей? Это огромный объём. Невероятно большой. А с поверхности Аральского моря испарялось столько же — те же 100 кубических километров. Вода уходила в атмосферу. Хорошо, если сейчас в Арал поступает 5 кубокилометров.

Кладбище кораблей

То, что сейчас называют “кладбищем кораблей”, это всего лишь набор разных судов: катера, баржи и буксиры, которые привезли в 2010 году в честь приезда Пан Ги Муна — Генсека ООН. Все эти катера были раскопаны, привезены и установлены. Два корабля, которые зимовали возле нефтебазы, были совершенно новые. Их тоже начали буксировать к памятнику, но в 200 метрах всё застопорилось, и власти не успели довезти к моменту приезда Муна. Поэтому это всё бутафория.

Многие думают, что “кладбище кораблей” это порт. На самом деле там попросту не могло быть порта — было слишком мелко. Порт был за Муйнаком рядом с рыбным заводом. Корабли приходили в порт, огибая полуостров Муйнак с востока и запада, где был глубокий пролив. А рядом с памятником Аралу корабли не проходили. 

Есть ли надежда на возвращение Арала?

Да, технически это возможно. Если прекратить потери воды, часть Арала можно будет вернуть. Не на том уровне, как раньше было, но хотя бы увлажнить дно, хотя бы заполнить дельтовые озёра. Дельту надо восстанавливать, там живут люди. Экономия воды даст нам такие возможности.

Нужно действовать по нескольким направлениям. Казахские коллеги меня поддержали. Нужно восстановить леса — это самое главное. Вывести сорт хлопчатника, потребляющий меньше воды. Мы с академией могли бы помочь со всеми необходимыми контактами, помогли бы наладить выпуск необходимых продуктов. Посмотрите на Арабские Эмираты — они живут на опреснении воды. Почему бы и нам не встать на этот путь? 

Фильтрация воды, поднятие грунтовых вод и засоление почвы — это порочный круг, который нужно прервать. Один из способов — бетонирование. Проблема в том, что ещё с 20-х годов каналы прорывались по прямой, по рекомендации американских экспертов, в то время как древние ирригаторы строили по водонепроницаемым слоям, чтобы сохранить воду. Каналы были извилистыми, а не прямыми. Ирригаторы в своё время знали, что прямо копать нельзя, так как вода фильтруется под землю. Американцы советовали копать по прямой, так как рассчитывали на то, что русла будут забетонированы. Но СССР торопился обогнать США и отложил бетонирование на потом. И вот это «потом» наконец, наступило.

Сейчас Мирзиёев выпустил указ о бетонировании 1 500 километров каналов, чтобы предотвратить просачивание воды в почву. Вода уходит в землю раньше, чем попадает на поля — 37 % исчезает только через эти каналы. А таких каналов у нас сотни тысяч, тысячи километров по всему Узбекистану. Подумайте, сколько воды мы теряем. То же самое и в водохранилищах, не защищённых бетоном или плёнкой, там ежегодно теряется не менее 40 % воды. А с учетом испарения — ещё больше.

А как мы поливаем поля? Используем арыки, грядки. Просто заливаем поля водой. Ещё дважды в год поля промываются от соли. Куда уходит вода? И если вы внимательно рассчитаете, то окажется, что мы теряем не менее 90 % воды просто на то, чтобы полить, промыть, на испарение, фильтрацию.

Теперь представьте, если вам удастся хотя бы сократить половину этих потерь. Хотя бы половину. Что будет? Арал начнёт наполняться. Не мгновенно, конечно, но нам важно не столько наполнить Арал, сколько дать жизнь дельте Амударьи, где все леса и озёра исчезли. 

Где-то 300 лет назад в Арал впадала третья река — Тургай. Тургай до сих пор есть и протекает по всей территории нынешнего Казахстана, но 200 лет река остановилась где-то в 100 км от Арала. Почему? Потому что начали вырубать леса вдоль реки. А лес и река – это симбиоз, это взаимопомощь. Чем больше лес вдоль реки, тем больше воды в реке. И наоборот, чем больше воды в реке, тем больше лес. Паводки увлажняют корни деревьев, и леса лучше растут. Амударьинские тугаи были точно такими же, но леса вырубили, и, конечно, вода уменьшается. 

Река Зеравшан точно так же и перестала существовать. В районе Бухары в Кызылкуме теряется река, раньше это был один из огромных полноводных притоков Амударьи. А людям нужен лес в горах и пустынях особенно. И вот вместо того, чтобы восстанавливать леса, сажают 250 миллионов деревьев в городах.

Что нужно делать

Надо хоть немного увлажнить дно Арала, а не тратиться на посадку саксаула. Извините, но саксаул растёт поодиночке. Следующий куст должен быть в 5-10-50-100 метрах. Саксаул не цветочный букет, чтобы расти в одном месте. Ветер огибает его и вызывает разрежение, завихрение и поднимает пыль. 

Поэтому высадка саксаула только помогает разносить пыль. Да, саксаул задерживает песок, но не пыль и не соль. В 2018 году я читал лекцию в гостинице “Жипек Жолы”. Все окна были задраены, двери закрыты, но стол был покрыт пылью и солью. Почему? Потому что пыль настолько маленькая частица — это же микрон. А теперь посмотрите, что на Устюрте? На Устюрте трава стелется. Она не даёт пыли лететь по ветру. Там нет турбулентности, там ветер не завихряется. Это же элементарные вещи.

Если вы хотите, чтобы пыли не было, надо увлажнять дно Арала. Даже если вы покроете асфальтом дно, то это бесполезно при борьбе с пылью. Немного увлажните, и тогда без всякой посадки там начнёт расти и саксаул, и трава. Вот вам пример. Когда пересекаете Сургиль, то слева от него есть поле, где растёт сплошной кустарник. Там, конечно, пыль не поднимается. Почему? Потому что в озере Судочье восемь лет назад было переполнение, и водой из него пришлось затопить часть дна Арала возле Сургиля. Пожалуйста, один раз за восемь лет полили, и теперь там растёт и кустарник, и другие растения. Судочье наполняется коллекторными водами. Оно перекрыто дамбой, и, когда вода переполняется, её пускают на дно Арала. Получается, что часть дна имеет высокое биологическое разнообразие, а часть покрыта одинокими кустами саксаула, которые помогают ветру распространять пыль. 

Есть простой метод увлажнения воздуха в городах: нужно сажать лиственные деревья, но у нас сплошные хвойные. Они по поверхности в 10 раз меньше, чем лиственные деревья. На лиственные, в основном, пыль и садится, а на хвою вы не посадите столько пыли.

Водный вопрос с Афганистаном и Кыргызстаном

Самое обидное в строительстве канала Куштепа — о нём было известно ещё 50 лет назад. Афганистан тогда договорился с Советским Союзом о заборе 10 кубических километров из Амударьи в год. Все знали об этом.

А сейчас все делают вид, что впервые слышат об этом. За пятьдесят лет можно было подготовиться, но все думали, что ситуация разрешится сама собой, мол, они там друг друга поубивают все. А теперь приходится экстренно принимать меры. 

У меня есть предположение, почему в стране всё так происходит. Вот,  например, прихожу я в административное управление. Там сидят два человека, которые говорят, что им некогда даже думать. Они заняты постоянной работой: то бензин надо отвезти в Муйнак, то в Тахтакупыр, а потом ещё что-то. В Голландии, например, всё по-другому. Они думают на 25 лет вперёд. Предполагаю, что лица, которые принимают решения, не думают наперёд. Они думают на два часа вперёд. Но о будущем надо думать. Учёные должны этим заниматься. 

Кыргызстан часто поднимает вопрос о том, чтобы нижние государства платили им за воду. Я за. Потому что если ты не платишь, ты никогда не экономишь. Это закон такой. Но тогда Кыргызстан должен отвечать за качество, количество, своевременность и страховку.

Некоторые гуманоиды скажут: “Что, ну как так? Это же жизненный ресурс. Почему я должен платить?”. Хорошо, но тогда платите только за ту воду, которая приносит вам прибыль. Выращиваете хлопок, строите что-то — платите за воду.  А если это затраты на гигиену, питьевую воду, биоразнообразие, экологию — тогда да, это должно быть бесплатно. Мы не виноваты в том, что веками живём ниже по течению этой реки. 

А что делать нам?

Больше читать. Необязательно научную литературу — полезно читать и художественные произведения, но выбирать стоит качественные книги, а не блогеров. Чтение классики помогает научиться мыслить в определённом направлении. Например, когда я работал учителем физики, ученики часто спрашивали, зачем им, например, математика, если они совершенно на неё не ориентированы. Я объяснял, что каждая наука учит обрабатывать информацию специфическим образом, формируя умение мыслить методами этой науки. Не важно, сколько будет дважды два; важно, как ты пришёл к этому ответу. Выпускник вуза отличается от человека без высшего образования не интеллектом, а готовностью не бояться читать и изучать новое. Все могут это делать, стоит только начать.

Также важно не бояться новых знаний и подходить ко всему логично, без стереотипов и предубеждений. Если речь идёт о каракалпаках и узбеках, то знание английского и русского языков становится важным, так как большинство информации идёт на этих языках, а также на китайском. Знание языков помогает развивать воображение. Наконец, стоит слушать мнения умных людей, выбирать кого-то, кого уважаешь и можешь критиковать, это помогает формировать собственное мнение и не поддаваться чужому влиянию.

Послесловие

Мы всю жизнь будем аграрной страной? Будем выращивать хлопок выращивать и рис? Это смешно. Малюсенькие Сингапур или Израиль — они за столько времени столько всего сделали. А мы со своей коррупцией, значит, всё время отстаём. Всё стараемся догнать. Ну куда там? Если догонять, надо по их пути идти. Как говорил Сухов: “Не всю жизнь же мне тут по этой пустыне ходить”.